Читать книгу "Расписной - Данил Корецкий"

Вольфа привезли спецавтозаком и сразу положили в лазарет: многочисленные ссадины, ушибы, гематомы на лице и по всему телу давали к этому все основания. Он один лежал в чистой палате – много света и воздуха, вежливый персонал, нормальное питание, – по сравнению со следственными изоляторами это был настоящий санаторий.

«Буржуйская хата, даже вшей нет!» – прокомментировал обстановку кот.

«Ну их всех в очко, – зло клацнул клювом орел. – Вши мне не в лом. Лучше вши, чем под такую раздачу попасть…»

«Отдуплили по полной, чуть второй глаз не вышибли», – процедил пират.

«Паскуды, по рогам ни за что навешали. Хорошо, гитару не сломали», – поддержал товарищей черт.

«Это все наш непутевый, – квакающим голосом произнесла русалка. – Куда его хер занес? Так и насмерть затопчут!»

«Потому что на рожон прет, – рыкнул тигр. – Нарвется на перья, ему шкуру попортят и от нас клочья полетят».

После побоев татуированный мир наполнился звуками. Все обитатели обрели голос: шипела обвивающая кинжал змея, ржал конь под рыцарем, звонко пел колокол, туго гудел такелаж парусника, звенели цепи, ржаво скрипела колючая проволока, тяжело звякали рыцарские доспехи.

«Надо помогать хозяину, подсказывать, – сварливым голосом сказал кот. – Его шкура – это и наши шкуры!»

«Заткнись, котяра, с гнилыми советами! Я ни к кому в шестерки не нанимался!» – огрызнулся черт и принялся извлекать из гитары дребезжащие звуки, мало похожие на музыку.

«Тебе лишь бы водку жрать!» – обиделся кот.

В перебранку ввязался пират, потом русалка и женщина с креста. Противные голоса, мат, взаимные упреки и оскорбления наполнили комнату.

– Заткнитесь все! – рявкнул Вольф. – А то возьму бритву и срежу к чертовой матери!

Наступила тишина. Вольф не мог понять: замолчали картинки или успокоился его собственный мозг.

От руководства колонии Вольф не шифровался и на пятый день замнач по режиму и оперработе майор Климов вызвал его под предлогом обычной для вновь прибывших контрольно-установочной беседы.

Низенький, коренастый, с начинающими редеть рыжими волосами, майор принял его радушно: обнял, угостил чаем с бутербродами и ввел в курс дела.

– Этот Фогель – крепкий орешек! Идейный враг с явно выраженными национал-сепаратистскими идеями. Он здесь у них вроде как старший, хотя этого не афиширует. Старается держаться середнячком, маскируется. Конспиратор!

Климов с аппетитом ел бутерброды и прихлебывал горячий чай. На лбу у него выступили капельки пота, лицо порозовело.

– Тебя здесь ждут, как героя. Шнитман рассказал про твои подвиги, да и я запустил через своих людей кое-что… Будешь в авторитете! Хотя особо не расслабляйся – они умней, хитрей и изощренней обычных уголовников. У каждого третьего высшее образование, выписывают все журналы – литературные, философские, политические… Персоналу с ними очень трудно: знаешь, какие вопросы задают? Хрен ответишь!

– Я в угадайку играть не собираюсь. Сколько убийств за год?

Климов отвел глаза.

– Убийств не было… Несчастные случаи, самоубийства – да. Одного током шибануло, один из окна выпал, один повесился… Недавно баптисту руку циркуляркой отхватило… А что за этим стоит – кто знает!

Вольф вздохнул:

– Ясно… Что ж, давайте оговорим способы связи и кое-какие практические вопросы. Да пора идти работать.

Майор вытер вспотевший лоб небезупречным платком.

– Не спеши. Полежи в лазарете, отдохни, откормись…

– Не получится. Время подпирает… И потом – что мне вылеживать? Надо дело сделать и возвращаться.

– Ну смотри, – Климов кивнул. – Тебе видней.

* * *

– Здравствуй, Вольдемар! – дядя Иоганн мало изменился. Морщинистое лицо умной обезьянки, желчная улыбка, пронзительный взгляд застывших в напряженном прищуре глаз.

Он обнял старого знакомого, трижды прижался выбритой щекой, отстранившись, внимательно посмотрел – будто рентгеном просветил.

– Да, разделали тебя основательно. Впрочем, я и без этого тебя бы не узнал. Ни за что не узнал! Когда мы виделись, ты был мальчишкой – лет тринадцать-четырнадцать! Как отец?

– Давно не встречались.

– А мама? Она готовила замечательный форшмак, а какой айсбайн! Настоящая немецкая кухня…

– С мамой тоже давно не встречался.

– Да-да, понятно… Я всегда говорил Генриху, что остаться в стороне от политической борьбы своего народа не удается никому. Он мне не верил, а ведь так и получилось. Пусть не с ним самим, а с его сыном. Ты оказался со мной в одной упряжке.

– Насрать мне на политическую борьбу, – зло сказал Вольдемар.

– Пусть так. Но тяга настоящего немца к родине, к собственной автономии… Она привела тебя сюда.

– Да ну! Сюда меня привел кошелек! Что с того, что я немец? Я в глаза не видал никакой немецкой родины, я в Караганде родился! На хер мне эта автономия? Если бы я был негром, но дернул этот гребаный лопатник с этой гребаной пленкой, то так же получил бы срок и приехал в эту зону!

Иоганн занимал козырное место в «авторитетном углу» – у окна и вдали от двери. Он сидел на шконке, рядом стоял угрюмый и мосластый эстонский националист Эйно Вялло. Тщательно подогнанная по фигуре черная зэковская роба и ушитая кепка сидели на Эйно, как эсэсовская форма. И ему это нравилось.

– Ты уже все забыл! – презрительно сказал эстонец. – Ведь тебя наверняка дразнили в детстве? Фашистом, Гитлером. Так?

– Ну и что! Всех дразнили, евреев меньше, что ли?

– Вот именно! Но, если ты заметил, все евреи оказались здесь именно из-за того, что не, хотели выносить оскорбления.

Шнитман стоял чуть в стороне и согласно кивал, всем своим видом изображая борца за идею. В руках он держал банку тушенки. Когда Яков увидел Вольфа, то обрадовался так, будто встретил близкого родственника. И сейчас не сводил с него быстрых черных глаз.

– Я пострадал за пропаганду сионизма! А что плохого в сионизме?

Иоганн вздохнул:

– Я говорил Генриху, что его воспитание даст плохие плоды. Ты полностью перенял отцовский нигилизм. А ведь если бы кошелек украл русский карманник, его бы никогда не осудили за шпионаж. Даже если бы в нем было десять шпионских пленок! И за побег русского не разукрасили бы таким образом. Ты не задумывался об этом? А вот Эйно и Яков прекрасно все понимают…

Яков Семенович кивнул и нетерпеливо перебросил тушенку из руки в руку.

– Может, перекусим? За разговорами о желудке забыли!

Иоганн недовольно скривился, но возражать не стал.

* * *

В политической зоне оказалось легче, чем в «крытой». Нет скотской скученности, можно нормально дышать воздухом, к тому же работа отвлекала от однообразия здешней жизни. Все мордовские зоны перерабатывают лес и делают изделия из древесины. В ИТК-18 изготавливали корпусную мебель – шкафы, стеллажи, шифоньеры. По рекомендации Иоганна Вольф попал на деревообработку. Просторный светлый цех, много воздуха, приятный запах теплого дерева, завораживающе вьются тонкие стружки, и корявая доска становится гладкой, будто светящейся изнутри… Этот участок считался самым лучшим, в отличие от лакокрасочного с его ядовитой, разъедающей легкие вонью растворителей.