Читать книгу "Гладиатор - Михаил Соколов"

– Старой закалки, – снисходительно, в то же время уважительно пояснил он. И добавил:

– Меня зовут Валера, а вас?

– Николай.

– Кого-то вы мне напоминаете, – сообщил мимоходом Валера. – Народу много, всех не запомнишь.

Вы уже брали у нас снаряжение?

– Первый раз.

– Ну и ладно.

Кипучая энергия его жизнедеятельности прервалась лишь однажды. Валера уже подготовил акваланг, проверил вместе с Николаем, постучал пальцем по манометру, принес маску, ласты и даже сетку для рапан, за которыми, конечно же, и отправлялся чувак.

Все это они вместе отнесли в железную лодку по имени "Волжанка", мирно дремавшую у причала с поднятым над водой винтом мотора.

– Коррозия сильная. Хорошо, где пресная вода.

Там моторы и не вытаскивают из воды. Это же надо!

А у нас попробуй не вытащи, тут же соль все сожрет.

А вы в отпуск или как? Где остановились?

– У Качаури Отари Карловича. В его доме отдыха.

Тут Валера и застопорился. Он как раз укладывал на дно лодки баллоны акваланга. Услышав, застыл, медленно повернул голову, посмотрел на Николая.

– Вы не работаете? Отдыхаете? – недоверчиво спросил он.

– Считай так, отдыхаю.

– Тогда.., тогда зачем вы у нас берете? У него же…

Хотя это же ваше дело, правда? Вы платите за прокат, мы ничего не видим и не знаем. Правда, да?

Пришлось согласиться.

Николай отдал Валере двести баксов (расписки или иного документа, естественно, не подразумевалось), попросил присмотреть за машиной, дернул шнур зажигания, завел мотор, вывел лодку из тихой заводи водной станции и.., вперед.

Ровно и дико ревет "Вихрь", лодка гулко грохочет днищем о гребни волн, а позади за кормой шумит и кипит бледно-снежная дорога.

Дул сладкий ветер, и солнце горячо стояло в вышине. Николай сбросил рубашку, брюки и летел, летел…

Вокруг широко и свободно трепетала колючим серебром равнина моря, на берегу раскинулся город, постепенно уходя все дальше в сторону. Жарко пекло солнце, но скоро, гораздо быстрее, чем он думал, показались скалы заповедника, и ему уже пришлось высматривать, напрягая память, зыбкие приметы своей цели.

Наконец доплыл. Во всяком случае, берег напротив был вроде бы тот. Ему, однако, пришлось сделать несколько широких кругов, прежде чем появилось приблизительно похожее место. Как и советовал Валера, сбросил на всякий случай плавучий якорь – что-то вроде небольшого парашюта с поплавком, надел ласты, маску, трубку и прыгнул в воду.

Как давно он не нырял в маске! С восемнадцати лет.

Было тогда все впереди, любое ощущение казалось преддверием в то необыкновенное, что ждет за порогом – еще шаг, и откроется прекрасное, далекое, ожидаемое. Но уже тогда знал, как опасно откладывать что-либо на потом, всегда надо пользоваться единственным случаем, даже вот таким, вроде бы не имеющим ничего общего с памятью его прежнего.

И он стал кругами плавать по поверхности, лишь опустив маску под воду и изредка продувая дыхательную трубку от случайного захлеста воды. Он плавал, далеко видя все внизу в зеленоватом свете подводных сумерек.

Все было такое знакомое, прежнее; ощущение свободы, легкости, силы – все отвлекало его от цели, которая тут же перестала казаться столь важной. Дно было неровное, совершенно черные бездны перемежались холмистыми возвышенностями. Видимость – метров тридцать-пятьдесят.., впрочем, точно он определить не мог, руководствуясь ощущениями… Грубо-древняя, горбатая, какая-то окаменевшая от времени до вечной несокрушимости, видимая поверхность дна, покрытая колыхающейся травой – спутанными зарослями, где изредка и зыбко мерцал бок проплывающей рыбы… Одно сразу бросалось в глаза, одно указывало, что все-таки кое-что изменилось за прошедшие десять лет с тех пор, как он, еще мальчишкой, юношей, нырял в море, но, может быть, только здесь: прежде не было под водой столько мусора, столько грязного, черно-мрачного лома, столько отходов бестолково-хозяйственной деятельности: большие и малые остовы судов, железные конструкции, колыхающийся мусор вперемежку с водорослями, обломки… И чем глубже, тем все более мрачным, потусторонним виделся этот темнеющий в мерцающей бездне хлам. Но среди зыбких контуров этих подводных захоронений ему так и не удалось обнаружить полусгоревший катер.

Глава 19 В БЕЗДНЕ

Прошел час, прежде чем ощущение безнадежности предпринятого поиска стало в нем укрепляться. Он несколько раз заводил мотор и менял место поиска, чтобы вновь убедиться в тщетности своих усилий. Все было немо и просторно, спокойно и печально – печалью пустыни, спящей бездумной равнины. Иногда только особенно густые заросли внизу медленно, осторожно трепетали листьями и стеблями от ровного тока слабого невидимого течения, которое тянуло откуда-то с черных глубин, иной раз холодно касаясь и его. Он плыл – тень его плыла вместе с ним, под ним, особенно заметная на встречающемся мелководье, напротив скальных отвесов, так похожих на заброшенные в веках крепостные стены; широкие рвы лежали в зеленой мути, и только на вершинах, куда чернеюшая иловая муть не доставала, освещены были белые ровные скальные плоскости и траурным глянцем переливались блики.

Наконец, когда продолжительность его активного купания стала приближаться к двум часам, он понял, что зря тратит время. Нырнул еще раз, еще. Взобрался на лодку и лежал, впитывая солнце озябшей бледной плотью. Потом завел мотор, огляделся последний раз – левее, почти километрах в трех, ослепительно сверкала жемчужина качаурьевского комплекса, по сторонам же – поросшие лесом скалы; дал газ и вновь днище с гулом запрыгало по твердым волнам.

Что-то заставило его сделать последнюю попытку.

Наверное, просто для очистки совести, тем более что место точно не соответствовало запечатленным в памяти, пускай и зыбким, ориентирам.

Сбросив плавучий якорь, надел маску, ласты – нырнул. Катер, почти вертикально скользнувший кормой вниз по склону подводного холма, лежал как на ладони метрах в двадцати – двадцати пяти под ним, совсем рядом. Склон полого уходил вниз, казалось невероятным, что утонувшее судно сумело попасть именно на гребень, а не скользнуть вниз, в чернильную тьму сероводорода, мертво колыхающегося метрах в ста пятидесяти под ним. Черное море – мертвое море. На глубине. Но здесь, под ним, весело и плавно бродили солнечные блики по какому-то слишком даже целому остову катера. Следы пожара были видны, корму изрядно разворотило, но не обломки же перед ним?..

Он вернулся в лодку, надел акваланг, попробовал, как сидит загубник. Не забыл и фонарик. Пора. Рухнув баллонами вниз, повис среди пузырьков, потом медленно стал погружаться. Катер лежал – вот он, рукой подать! – совсем близко. Он казался сейчас немного шире и длиннее, чем был. И мрачное, осторожное безмолвие усиливалось сиплым проходом воздуха в загубнике, каким-то постукиванием на глубине, скрежетом и тонкими, въедливыми голосами лодочных моторов где-то очень далеко. Погружение было таким же, как и десяток лет назад. Только тогда рядом с ним были товарищи, да и ныряли они за давно смирившимися утопленниками: к греческим усадьбам, потухшим очагам, амфорам и живым блистательным мозаичным фрескам, часто встречающимся на античных поверхностях бассейнов и стен. Было так весело, столько крикливого азарта, столько уверенности в бесконечности этих солнечных мгновений… Там был его закадычный друг, Павел Субботин, так любивший Гумилева. Вместе с Павлом его и призвали в армию, и его побитую голову он однажды нашел на футбольном поле у села горных джигитов… Как все быстро протекло и завершилось на его глазах – и всего десять лет! – так быстро и на его глазах!..