Читать книгу "День академика Похеля - Леонид Каганов"

Конечно, по сравнению с волной нищеты, разбоя, беспредела и миллионов поломанных судеб уже кажется пустяком то, что начало твориться на эстраде. Однако об этом я не могу не упомянуть. Ведь мы ругали нашу эстраду, верно? Какими словами мы называли бездарных (на наш вкус) певцов, актеров, журналистов, телеведущих… Поэтому все мы получили урок по заслугам и еще долго вспоминали добрыми словами ненавистных прежде знаменитостей, которые все-таки были худо-бедно, но профессионалами. Мир еще не видел такого количества диких бездарностей, добившихся вдруг успеха! Это и неудивительно — при немыслимом количестве загаданных успехов, головокружительных карьер, призов, медалей и славы ни один человек в стране не стал умней или талантливей… Разве кому-нибудь приходило в голову загадывать такие вещи в новогоднюю ночь?

Прежние знаменитости никак не могли воспрепятствовать потокам новоявленных звезд — они были полностью деморализованы и растоптаны внезапно навалившимися личными отношениями. Шутка ли — ощутить вдруг взаимную любовь ко многим тысячам своих поклонников самого разного возраста и сексуальной ориентации? И одновременно стать мужем или женой сотни наиболее дотошных в своей формулировке? Причем это коснулось не только отечественных, но и практически всех зарубежных звезд — им пришлось переехать в Россию и стать верными спутниками жизни многих простых россиян.

Семейные путаницы коснулись не только знаменитостей, но и рядовых обаятельных граждан. Первые дни ЗАГСы работали круглосуточно, процедура была упрощена до минуты и даже не требовала присутствия второй половины. Но и это не могло удовлетворить всех потребностей, и тогда на помощь пришло МЧС — красные машины аварийных передвижных ЗАГСов еще долго колесили по стране, останавливаясь на каждый взмах паспортом. Спешное решение Госдумы от 1 января, узаконившее многоженство и многомужество, тоже не смогло толком разрешить всей путаницы, хотя ослабило многие противоречия.

И лишь к концу года ситуация в стране начала стабилизироваться. Редко кто указал в своем желании продолжительность действия, вскоре начали исчезать наиболее фантастические и противоречивые свершения. А за ними и многие другие. Уже к началу лета число президентов нашей страны сократилось с четырех тысяч до нескольких сотен: на знаменитом Майском съезде российских президентов самым толковым удалось скоординироваться и законодательно исключить из своих рядов наиболее тупых, неграмотных, страдающих слабоумием и старческим маразмом президентов. Ну а к следующему Новому году Совет полноправных президентов России насчитывал всего двенадцать человек, и это уже было вполне терпимо. Все двенадцать, взявшись за руки, чтобы продемонстрировать единство, шеренгой вышли поздравить страну по всем телеканалам. К сожалению, а точнее — к счастью, я так и не услышал, о чем они говорили, — в этот миг наконец сработало мое желание.

Надо сказать, что желание свое я загадал заранее, и оно было нехитрым — съездить летом с Оксанкой на Кубу. Не буду объяснять, почему именно туда, но была у меня давнишняя мечта. Поэтому во время боя курантов в тут роковую ночь я точно знал, чего хочу, и совсем не думал о Кубе. А думал я вот о чем — как было бы любопытно поглядеть: что будет, если по стране и впрямь исполнятся все желания? Посмотреть — и вернуться по времени обратно, в этот самый момент… Но это была такая, мимолетная мысль. Но когда летом нам так и не удалось съездить на Кубу, я понял, что есть надежда.

И когда двенадцать президентов начали хором свое поздравление, я вдруг оказался не в компании сотрудников, где отмечал Новый год, а снова на той даче, с рюмкой в руках, как будто всего этого ужаса не было! Нависал над столом беззаботный Филипп, тряс бокалом тесть, улыбалась Оксанка, били куранты, а на экране маячила старая цифра! И тогда я загадал желание. Я загадал, чтобы не было этого ужасного года, чтобы не было этой речи президента и не было никаких переговоров с Высшими силами. А просто чтобы в Новом году все осталось как было. И чуть-чуть лучше. А все остальное мы уж как-нибудь сами уладим, сами.

6 декабря 2002, Москва

Типовая конфигурация

По столу бегают муравьи. Мы накрываем их стеклянной пластиной, но так, чтобы не раздавить. Муравьи сидят на месте и шевелят лапами. Мы поднимаем стекло — они снова побежали своей дорогой. Теперь представим, что вместо муравьев у нас элементарные частицы, а роль стекла выполняет ССВЧ-поле… — на этом месте профессор Лабакуха обычно похлопывал старческой ладонью по фанерному кожуху нашего красавца, напоминавшего здоровенную морозилку. Господи, из какого хлама собрана эта штука! Жил бы Лабакуха где-нибудь в Чикаго… Но, может, в этом есть вселенский смысл, чтобы открыть стоп-эффект ССВЧ именно в Новосибирске? На гнутых титановых электродах, в облупившемся здании института, который вот-вот обесточат за неуплату? Лабакуха подбрасывал в камеру картофелину, одновременно нажимая красную кнопку. Воздух в камере застывал и превращался в сплошной блестящий цилиндр. Установка гудела. Затем нажимали синюю кнопку. Вновь появлялась картошка, замершая в пустоте, и с глухим шлепком падала на картонки, устилавшие пол камеры.

Затем мы сажали в камеру Тишку — показывать на людях еще боялись. Тишка сидел и флегматично облизывал лапки. К щелчкам кнопок он уже давно привык.

— Пик нагрузки идет при включении, — объяснял Лабакуха чиновникам. — Второй пик идет на снятие поля. Пока оно держится, установка потребляет мало. Частицы двигаются, но медленнее в миллиарды раз. Если ток поддержания отключить, не сняв поля, пространство останется окаменевшим навсегда, мы не умеем его возвращать обратно.

— Это ясно, — кивал чиновник. — Но даже авиазавод столько не потребляет. Платить кто будет?

Лабакуха показывал наш «склад» в подвале, заваленный блестящими цилиндрами. Некоторые были совсем невесомыми, а один, с торчащим наружу шнуром, весил семь кило. Там внутри увяз монитор. Хороший, японский. Не помню, что мы изучали, но тогда нас впервые отключили в разгар дня. Помню, Сергей Владленович сказал: "Не горюй, Антоша, хорошо, что монитор, не Тишка и не человек…"

В общем, когда вместо лаборатории я увидел громадный зал и толпу людей в белых халатах, первая мысль была: сколько времени прошло? Не знаю, нутром почувствовал — очень много… Вторая мысль была: со мной порядок, а каково было Лабакухе и остальным нашим? Как мать? Третью мысль мне додумать не дали, аккуратно взяли под руки и втолкнули в маленький кабинет. В кресле сидела женщина.

— Меня зовут Мария, — сказала она, кивнув на свободное кресло. — Вздохните глубже! Оглянитесь вокруг! Почувствуйте свободу — вы в полной безопасности!

— Антон. — Я сел в кресло.

— Я знаю, — просто сказала она. — Мы много лет готовились вас расколлапсировать. Вы из двадцать первого века, сейчас — тридцать второй. Это тяжелый стресс. Моя задача — помочь вам. Я психолог.

— А… — только и сказал я.

— Никого не осталось. — Она прочла мои мысли. — Позже вы ознакомитесь с биографиями родственников и друзей. А вам надо начать жизнь заново. Я помогу.