Читать книгу "Точка отсчета - Михаил Анечкин"

В девяносто пятом начались командировки в Чечню. Верил, что делаю правильное дело. Правда, через год, в девяносто шестом, после того как мы оттуда ушли, появились сомнения. Теперь еще рывочек метров на десять. Что-то в глазах темнеет нехорошо.

А в девяносто девятом, после того как школу милиции закончил, вроде как и перестал понимать – где мой дом-то? Больше по горам лазил, чем в Москве жил. Отряд у нас был хороший, предателей и карьеристов не было, воевали честно. Таких дураков, как мы, вокруг было мало, все остальные больше о себе, любимых, заботились. Вы молодцы, герои, у вас была хорошая попытка, но у вас не вышло. Может, для этого я был рожден? Идем, идем, не останавливаемся, немного осталось. Еще метров десять.

Нет, не хочу, чтобы это было целью моей жизни. Ведь если по чесноку, всю дорогу мы были исполнителями чужой воли, пешками на большой доске, которые передвигают бездарные кукловоды. Потому ничего хорошего у нас и не получилось, хоть и старались, себя не жалея. Еще рывок. Как же тяжко-то, кажется, кости вот-вот рассыпятся в труху от напряжения. До монолита десять метров.

Я чувствую, что руки-ноги мне больше не подчиняются. Я не могу сдвинуть с места даже палец на ладони, как ни напрягайся. Как будто кто-то злобный взял меня безжалостной хваткой, оставив только сознание. А вот теперь ноги сгибаются, и я с ужасом понимаю, что это не я, ими двигает другой, и падаю на колени. Чья-то могучая воля полностью подчинила мое тело. Я старался. Я сделал все, что мог, но я не дошел. Опять все было зря, и я опять проиграл.

Все, что мне остается, – это думать. И я думаю, мыслю, соображаю. Завтра в схватке за этот монолит схлестнутся солдаты двух государств. Будут двухсотые, и их будет много. Американцы обучены и экипированы так, что нам остается только завидовать, но у наших, по крайней мере у тех, кто пробивается сейчас сюда, исполняя дурацкий приказ, есть кое-что поважнее – боевой опыт. Они отлично знают, что такое контактный бой, и, скорее всего, зададут американцам перцу. Так что завтра тут будет мясорубка, и неизвестно, как далеко она может зайти. А может, мое предназначение – остановить новую бойню? Может, сегодня я должен был сделать самое главное дело своей жизни? Я продолжаю бороться, представляя раз за разом, как достаю из кармана шар, активирую его и кладу на верхушку монолита. Вон там и углубление есть, как будто специально под артефакт. Кажется, я вот-вот, наконец, сделаю это, но каждый раз монолит стоит целый и невредимый, поблескивая тусклыми боками на осеннем солнце. Неужели снова поражение, на этот раз не крайнее, а по-настоящему последнее в моей жизни?

Я чувствую, как слезы бессилия текут по щекам. Значит, плакать я еще могу? А как насчет остального, твою мать, чертова каменюка? Я скриплю зубами, силясь сбросить морок, и вдруг чувствую, как меня захлестывает запредельная ярость. Я проваливаюсь в боевое исступление, переставая замечать, что происходит вокруг. Теперь во всем мире для меня существует только одна Цель.

Напарник. Сталкер, в миру Артем Быков

Он почти дошел. Мне показалось, что уже все, что сейчас Старшой положит «солнце» на монолит, но потом увидел, что их разделяют всего несколько шагов. Старшой попался, и ему ничем не помочь.

Я орал, кричал, пытался кинуть камнем, чтобы вывести напарника из оцепенения, но все было бесполезно. Старшой опустился на колени и застыл. Никогда не думал, что мне будет так больно видеть Старшого в позе полного подчинения этому адскому творению. Теперь он кукла, оболочка от когда-то сильного человека, игрушка в руках неведомого создания. Было что-то жутко унизительное в этой сцене, чего Старшой ну никак не заслужил. Я метался, проклиная все на свете, Зону, Монолит, американцев и сам не помню что. Я ведь понимал, что Старшой полез туда не затем, чтобы спасти нашу группу, мне он так до конца и не поверил, что Монолит живой. Для Старшого важно другое: он не хочет, чтобы амеры и наши грызли глотки друг другу за эту хренотень.

И вдруг Старшой встал. Сначала я решил, что это Монолит окончательно сделал из него зомби и он сейчас попытается напасть на меня. Только Старшой двинулся вперед, а не назад. Я следил за ним, затаив дыхание. Как во сне, тот достал что-то из нагрудного кармана, повозился немного и положил предмет прямо на верхнюю грань Монолита. Яркая вспышка убедила меня, что это действительно «солнце», оно вспыхнуло, просигналив, что Старшой его активировал, и начало пульсировать. Сергей неуверенными, словно пьяными шагами двинулся в моем направлении, с трудом удерживая равновесие, но через пару метров его ноги окончательно подкосились, и он осел прямо в вонючую жижу.

Вдруг «солнце» зажглось. Старшой упал очень вовремя, это его и спасло. Волна раскаленного воздуха с громким хлопком пронеслась над спиной напарника и поднялась вверх, оставив после себя лениво струящееся марево. Верхушка Монолита тут же подалась вниз, оплавляясь под действием чудовищной температуры, и «солнце» скрылось внутри камня, продолжая плавить его своим яростным жаром. Старшой поднялся на ноги и уже увереннее и быстрее побрел-побежал вперед. Еще минута, от силы полторы, и «солнце» расплавит камень полностью. Тут же я понял, что стальные объятия, сковавшие мой мозг, начинают разжиматься. За отпущенное мне время нужно убраться как можно дальше, иначе конец. И я побежал со всех ног. Побежал так, как никогда раньше не бегал, так что легкие разрывало от нехватки кислорода, а ноги отнимались от предельного напряжения. Только побежал я не от Монолита, а, наоборот, к нему, туда, где, запинаясь и проваливаясь в болото, из последних сил пытался подняться на ноги и падал снова мой друг и мой напарник.

Жар от разогревающегося «солнца» проникает в легкие, а свет ослепляет глаза, заставляя повернуться к плавящемуся камню спиной. Я хватаю Старшого под мышки и забрасываю его руку себе на спину. Какой же ты тяжелый, чертов бугай! Вперед, быстрее, кричу я Старшому, но крик быстро пропадает, потому что мне не хватает дыхания. Старшой обмякает с каждым шагом, и тащить его становится все труднее. Я перехватываю Старшого поудобнее и судорожно рвусь вперед. Еще совсем немного, и мы укроемся за холмиком, который даст нам небольшую надежду выжить.

Каждый следующий шаг дается все труднее и труднее. Дыхание с противным хрипом вырывается из судорожно сокращающихся легких. Если выберемся, брошу курить. Нога проваливается в какую-то ямку, и я падаю лицом вперед. Старшой пытается встать, но у него даже это получается с трудом. Я взваливаю его себе на плечи, так что ноги Старшого волочатся по болоту, и как могу быстро двигаюсь вперед. Сил уже нет совсем, но какое-то странное упрямство овладевает мной. Нет, *censored*н ты сын, чертово ты создание, я не сдамся и не брошу своего напарника. Я напрягаю все тело и рывками продвигаюсь вперед. Кажется, сейчас я не смогу сделать и шага. Две секунды остановка, а теперь пошел! Сдавленный полурык-полустон вырывается через стиснутые зубы, и из последних сил я протаскиваю нас еще метров пятнадцать. Зеленая поверхность болота прыгает на меня, и я понимаю, что снова упал. Как же хочется застыть и не двигаться! С всхлипом, шатаясь, я поднимаюсь на колени, а затем и на ноги. Старшой уже не двигается, кажется, он потерял сознание. Я хватаю его со спины, пропускаю свои руки под его руками и сцепляю кисти у напарника на груди. Теперь спиной вперед, рывок, еще рывок. Где-то тут должен быть холмик, нам туда. Метрах в пятидесяти, позади пройденного пути лежит оставленное нами оружие, а значит, укрытие совсем рядом. Я уже даже не хриплю, дыхание с каким-то жутким свистом вырывается из полностью обессиленных легких. Из носа давно течет кровь, а по щекам катятся слезы. Вот он, холмик, но пальцы уже не могут удержать Старшого, и он выскальзывает из рук. Ломая ногти, я хватаю его за ворот, за какие-то ремешки на рукаве и продолжаю ползти вниз по холму, чтобы получить хоть какое-то укрытие. Мы проваливаемся по грудь в какую-то яму, и я поддерживаю Старшого, чтобы он не задохнулся. Сергей и сам вроде бы приходит в себя и пытается встать. С моей помощью ему это удается, и тут прямо за кочкой вырастает огненный шар.