Читать книгу "Библия-Миллениум. Книга 1 - Лилия Ким"

— Я не знаю, я не могу… — обида душила меня.

Я ничего не могу сделать ни для них, ни для себя!

Мой взгляд упал на чемодан, стоящий в прихожей.

— Но ты ушел…

— Нет, это она меня выгнала, — сказала, что ей надоело быть твоей тенью, что я все время думаю о тебе… что я как будто все время с тобой, что женат на тебе, а не на ней…

Я смотрела на него и чувствовала, что мы оба совершили какую-то роковую ошибку. Я совершила. Я сделала, а он не помешал… Я виновата в том, что произошло. Перед глазами промелькнуло мое пьянство, скандалы, мое желание освободить его от себя. И все зря!

— Прости меня! — я кинулась перед ним на колени и плакала, обняв его ноги.

Елкана не понимал, а может, давно все понял и простил, но гладил мою голову, успокаивал меня, говорил, что любит.

Мы занимались с ним любовью, не думая про завтрашний день.

— Знаешь, я шел к тебе пешком через весь город. Случайно мои ноги принесли меня к нашему дому, помнишь, где мы жили после свадьбы? Там теперь какая-то другая семья. Желтые шторы, такие красивые, не кричащие, нет… такие спокойные, как будто в них накопился солнечный свет. И вот за этим окном были черные тени. Сначала мужчина, держащий на руках ребенка, он поднимал его, опускал, и я слышал, слышал внутри себя, как они смеются, потом к ним подошла женщина, я увидел ее тень, легкую, высокую, гибкую, совсем как ты. Она подошла, и мужчина обнял ее. Так они и стояли, слившись воедино, четко вырисовываясь на желтом фоне. И хлынул ливень, а я стоял и стоял, смотрел. Как будто это наши мечты все еще живут там!

Елкана заплакал, уткнувшись мне в плечо. Я обхватила его крепко-крепко, чтобы он чувствовал мое тепло, мою любовь к нему. Так мы оплакивали свои несбывшиеся надежды, свою дурацкую, глупую жизнь.

— Прости меня… — я повторяла и повторяла.

И вдруг поняла — это я у самой себя прошу прощения! Это я себя обманула, предала, бросила!

Утром он ушел мириться с Фенаной. Дети значили для него почти все.

— Я не знаю, как… но я должен. Я отец, понимаешь? Я люблю тебя.

Он покрыл поцелуями все мое лицо и быстро вышел, словно разорвав наши сросшиеся за ночь тела.

Я видела, что ему больно, кивала головой, как китайский болванчик. Да, я понимаю…

Я села в кресло, спрятавшись в его недрах с ногами, и предавалась самобичеванию, снова и снова прокручивая свои воспоминания, стараясь ничего не упустить, задыхаясь от собственной глупости и боли. Как же мне теперь жить?

Телефонный звонок раздался как гром, заставив меня вздрогнуть. Звонили из дома малютки. Я машинально оделась и поехала как на работу. Дождь неистово хлестал в окна трамвая, я прижималась горящим лбом к холодной поверхности стекла, передвигая пылающую голову на холодное место, как только предыдущее нагревалось. Привычная остановка.

— Мальчик. Три недели, здоровый, мать — шестнадцатилетняя девчонка, не хотела оставлять, но родители настояли — строгие такие. В прямоугольных шерстяных костюмах. Это летом-то! Гхм! В общем, мальчик здоровый, — заключила социальная работница.

В огромной палате лежал один-единственный младенец. Я наклонилась к нему. Он посмотрел на меня очень серьезно, как будто оценивающе. Потом наморщил лоб, задумался и потянулся ко мне…

И пламя вспыхнуло!

Я ощутила себя матерью! Взяла его на руки и задохнулась от переполнившей меня, клокочущей, беспредельной любви! Я — мать! Праздничный колокольный звон поплыл над родильным домом, солнце вышло из-за туч, ворвавшись в окна. Может, от того, что я отчаялась, перестала надеяться, это произошло неожиданно!

Дальше, наверное, произошло чудо. У меня появилось молоко. Много, как будто я корова-рекордсменка! Я не могла лечь на живот из-за огромной, набухшей груди, на которую стоило только слегка надавить, и молоко било тонкими тугими струйками. Я примирилась с Богом. Принесла ему своего сына, крестила его, назвала Самуил — что значит «посвященный Богу». За всю свою жизнь я не знала большей радости. Не отходила от малыша ни на шаг, не могла с ним расстаться…

Прошел год. Раздался звонок. Честно говоря, в мою дверь звонят настолько редко, что, когда это происходит, я пугаюсь от незнакомого звука. Малыш тем более. Он громко расплакался, я взяла его на руки и пошла открывать дверь. На пороге стоял Елкана. Увидев меня с ребенком на руках, он уронил чемодан и стоял, словно ему явилась сама Богородица.

— Это мой?.. — наконец нерешительно вымолвил он…

Я было открыла рот, но Елкана порывисто обхватил нас.

— Нет, не говори ничего!.. Ничего не хочу знать! Это мой!

Он отпихивал меня от Самуила — оказалось, я все делаю не так! Он поразительно ловко одевал малыша, менял ему пеленки, купал.

Я сидела, слегка оторопев. Вот так неожиданно моя мечта явилась ко мне, не предупреждая о своем приходе… как будто мне это снится.

Новый звонок в дверь испугал нас обоих.

— Это кто? — спросил у меня Елкана, прижав к себе Самуила.

Мне показалось, он испугался, что это отец ребенка с работы пришел.

Я засмеялась, глядя на его встревоженное лицо. Открыла дверь… и получила пощечину.

На пороге стояла Фенана со своими двумя детьми. Они выросли — старший ходил в школу. Мальчишки стояли у нее по бокам, глядя на меня исподлобья и очень зло. Увидев у меня за спиной Елкану с Самуилом на руках, она оттолкнула меня, ворвавшись в квартиру, таща за собой детей, которые прошлись по всей моей обуви.

— Так вот в чем дело! Ах ты кобель! — она размахнулась сумкой.

Елкана уворачивался от ударов, подставляя голову и плечи, закрывая Самуила. Следующий момент я не очень хорошо помню. Увидев, что Фенана нападает на моего ребенка, я, кажется, сильно ее ударила. Во всяком случае она потом предъявила мне иск за сломанный нос. Двое зверенышей вцепились в меня и кричали, чтобы я не трогала их мать. Елкана положил-таки Самуила в кроватку и попытался что-то объяснить своим детям…

— Мальчики, мой уход не значит, что я вас не люблю… Напротив, если у нас с вашей мамой…

— Ты нам не отец! — отрезал старший. Младший заплакал, стоя посреди коридора, с одной стороны которого я пыталась избавиться от Фенаны, вцепившейся мне в волосы, с другой — Елкана удерживал своего старшего сына, чтобы тот меня не пинал, и над всем этим царил истошный крик Самуила.

Выкинув, наконец, Фенану на лестницу, я уперлась в дверь спиной, так как она снаружи таранила преграду, и я всерьез опасалась, что петли не выдержат.

Теперь в коридоре остались я, Елкана с беспомощным трясущимся лицом, которого мне было искренне жаль, и двое его детей от Фенаны. Старший резко стукнул отца локтем в пах. Грубо схватил за руку младшего, прикрикнув: «Не реви!» — потащил к двери. Младший упирался, падал на колени, тянул к Елкане руки и кричал: «Папа!» Старший, весь красный, отбросил его от себя, пнул и завопил: «Иди! И не возвращайся!»