Читать книгу "Икона - Нил Олсон"

— Я очень тесно работаю с епископом Макариосом. Я не просто водитель.

— Понятно.

Наверное, так было предопределено свыше, чтобы его наставники лишили его успокоения как раз в тот момент, когда он полностью в него погрузился, и снова вернули в этот суетный мир. Сначала Иоаннес рассердился на них, но через много лет пришел к пониманию, что это диктовалось их миссией и его собственным путем. Мир духа должен пребывать в нем самом; ему следовало взять его с собой в мир плоти и положиться на него в своих действиях. Легко сохранять веру в спокойствии монастырских стен. Но паства жила вне этих стен, и Слово должно быть донесено до нее.

— Вы приехали, чтобы выяснить, что с Томасом, — настойчиво продолжал Джимми, когда они, положив чемоданы в багажник, уселись в огромный черный лимузин. Американские епископы всегда ездили на таких машинах. — Извините, но вы немого опоздали.

— Что вы имеете в виду?

— С ним нет связи уже несколько дней. Конечно, это еще ничего не значит, — неуверенно добавил водитель.

Трудности начались, когда престарелые наставники покинули этот мир, и он стал получать распоряжения от людей моложе его самого, людей, в глазах которых не было сияния внутреннего огня. Чего можно требовать от человека, если его внутренний голос уже не следует распоряжениям голосов внешних? Иоаннес много лет следовал определенному ему пути, но он чувствовал, что это задание может разрушить весь его образ жизни. А может быть, время пришло?

— Мы встречаемся с Томасом завтра, — сказал старый священник.

Машина медленно следовала по спиральному спуску к выезду из гаража. Джимми только пожал плечами:

— Надеюсь, он придет.

Иоаннес пытался побороть растущее в нем напряжение. Любое событие имеет свои причины, и, как бы то ни было, не следует придавать слишком большое значение словам этого дергающегося парня.

— Я думаю, мы с отцом Макариосом во всем разберемся.

— Макариос, — усмехнулся Джимми. — Не обижайтесь, я люблю епископа. Но скажу вам прямо: я тот человек, который нужен вам в этом деле.

— Буду иметь это в виду.

10

Он должен был это предвидеть. Все с самого начала выглядело подозрительно, но Мэтью упрямо шел вперед, заботясь лишь о том, чтобы оправдать свои действия в собственных глазах. Неприятности начались с недавнего телефонного звонка Фотиса.

— Девушка говорила с тобой? — спросил он осторожно, сдержанно.

— Она сказала, что контракт подписан вчера, — подтвердил Мэтью. — Томас с кем-то еще забрали икону вчера вечером. Насколько я понимаю, они хранят ее у тебя.

— Все произошло так, как и предполагалось, слава Всевышнему.

— Прошло уже около суток. Я надеялся, что ты дашь мне знать.

— Прошу прошения. Конечно же, ты хочешь снова ее увидеть. Нам надо договориться о времени.

Ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы произнести следующие слова:

— Мы говорили о том, что ее следует увидеть еще кое-кому.

— Да. — Фотис продолжил нервный шепот: — Ты думаешь, он готов к этому?

— Не знаю… Он вообще ни к чему не готов. А я думал, что это была одна из причин…

— Я бы не хотел причинять ему ненужного волнения во время его выздоровления.

— Это не выздоровление, это ремиссия. Крестный, это была твоя идея. Что ты мне теперь хочешь сказать? Я должен назначить время, чтобы ее увидеть, а мой отец не может там быть?

— Я просто проявляю осторожность. И как ты собираешься убедить его поехать ко мне?

— Это моя забота. Когда я могу привезти его?

— Завтра. Это суббота, и насколько я понимаю, ты и так собирался его навестить.

Мэтью сильно раздражало, что крестный всегда знал, кто и что собирался делать.

— Да, мы даже думали поехать куда-нибудь. Хотя не уверен, что он имел в виду Куинс.

— Я буду дома весь день. И, мой мальчик, прости, но я дам тебе совет. Не сочиняй никаких глупых причин для поездки: твой отец все равно догадается, и это его только разозлит.

— Ты хочешь сказать, что я не умею врать?

— Скажи ему, что я попросил тебя осмотреть новые картины. Это правда. Скажи ему, что ты хочешь поехать с ним, что ты нуждаешься в его поддержке. Пусть он почувствует, что делает это для тебя.

Отец хотя и не возражал против визита, но согласился на него с видом приговоренного. Почти всю дорогу он угрюмо молчал. Фотис встретил их с едва скрываемым волнением, нервно перебирая свои зеленые четки. По стенам кабинета были развешаны холсты, и Фотис с Мэтью принялись обсуждать недавно приобретенный голландский пейзаж. Алекс, похоже, расслабился. Он рассматривал содержимое книжных шкафов. Кресло поставили у окна, и его сильные плечи освещались неярким солнцем, отрастающие волосы на голове образовывали вокруг нее серый нимб. В шести футах от него, за белой тканью, на мольберте стояла среднего размера икона, и взгляд Мэтью, помимо его воли, постоянно обращался к ней, притягиваемый ее особой энергией. Внезапно весь их замысел заставил его содрогнуться. Он увидел увлажненные, округлившиеся глаза Фотиса и понял, что тот испытывает такие же чувства. Боясь окончательно потерять контроль над собой, Мэтью встал и подошел к мольберту.

— Папа, — сказал он, отдергивая ткань с иконы и в глубине душе надеясь, что за ней прячется что-то другое, пока его глаза опять не обратились к иконе и он чуть не лишился дара речи. — Это та вещь, по поводу которой я давал консультации. Она хранится у Фотиса для покупателя из Греции.

Очень медленно Алекс повернул голову к иконе. На его лице явно читалось нежелание что-либо видеть, но оно исчезло, как только его взгляд встретился со взглядом тех, других глаз. Сопротивление сменилось глубочайшим изумлением. Это воодушевило Мэтью.

— Я знаю, что ты не особенно увлекаешься религиозным искусством, но мне кажется, что эта работа особая, и я хотел, чтобы ты на нее посмотрел. — Воспользовавшись состоянием легкого транса, в котором пребывал отец, он подкатил кресло к иконе настолько близко, что тот при желании мог бы коснуться образа рукой. — Ну разве она не прекрасна?

Он не видел лица отца и не слышал его ответа. Потом большая голова, казалось, кивнула, почти незаметно, а правая рука потянулась вперед. Успел ли он коснуться иконы?

В этот момент с того места, где стоял Фотис, послышался стон. Рука Алекса отдернулась, он обернулся, чтобы взглянуть на старика. С досадой сжав ручки кресла, Мэтью тоже посмотрел на Фотиса. На лице того был написан первобытный ужас — такого Мэтью никак не мог ожидать от этого всегда владеющего собой человека. Непонятно было, смотрел ли старик на Алекса или на дверь позади него. В течение нескольких следующих секунд никто не проронил ни слова. Затем Алекс медленно покачал головой, как будто стряхивая с себя наваждение, и когда он наконец заговорил, в его голосе звучало отвращение: