Читать книгу "Смерть от тысячи ран - D.O.A."

— Нет, — сообщил им аджюдан Кребен после беседы с Риньи и его колумбийским собратом, — он утверждает, что пришел в номер и тут же лег.

— И вы ему верите?

Кребен пожал плечами:

— Баррера ушел один, совершенно очевидно — по своей доброй воле.

— Верно. — Массе дю Рео вновь просмотрел фрагменты, на которых испанец выходил из гостиницы вскоре после того, как поднялся. Если разговор и состоялся, то был очень коротким.

Поведение Барреры казалось странным. Он колебался, затем бросался на улицу. В этот момент Аранеда не зафиксировался ни одной камерой. И тому имелось основание: он находился в своих апартаментах, которые не покидал всю ночь. Значит, не его опасался или преследовал Мигель Баррера. Не его. Кого-то другого. Кого-то, кто мог прийти сюда, где проживал Аранеда. А здесь Аранеда знал Риньи и… Он прибыл в Тулузу не один, у него был попутчик. Баррера считал, что знает, кто этот второй пассажир: наемник Грео-Переса, тот, кто убил Саскию Джонс.

И ее дружка. Подполковник Массе дю Рео попросил перемотать запись из холла и показать ему, что происходило до появления Барреры. При повторном просмотре он разглядел описанного доктором Гибалем монголоида и указал на него Кребену:

— Он. — Развернувшись к нему всем телом, он приказал: — Фотографии. Объявить в розыск. Немедленно!

Наступил вечер, стемнело. За плотно закрытыми ставнями забрезжил огонек. Насквозь промерзший, усталый и злой Жан Франсуа Нери заметил его первым и подал знак Тоду.

— Засранцы, они все время были там! Почему же никто не откликнулся, когда приходил тот парень?

— Тот или те, кто внутри, чего-то боятся и прячутся.

— Ты думаешь? А от кого?

«От меня, — подумал Тод, — даже если они меня не знают. Возможно, от того мотоциклиста. Возможно, он сам в этот момент там и прячется. Дом накрепко заперт, новое помповое ружье, много патронов, отказ принять гостей — достаточно доказательств крайней степени страха».

Теперь предстояло войти, чтобы убедиться, что интуиция не подвела его. Говорить с обитателями фермы было преждевременно, они должны быть в состоянии разговаривать. Так что никакого насилия.

Только что, в ожидании возвращения Нери, Тод произвел разведку на местности. Единственная входная дверь, крепкая; узкие окна за толстыми деревянными ставнями; ни малейшего представления о расположении комнат, количестве людей внутри дома. Вторжение с двумя пистолетами, когда один из нападающих — любитель, исключено в принципе. «Хитрость», — пробормотал он по-испански.

— Что?

— Во-первых, надо подойти поближе.

— Если они прячутся, как ты говоришь, да к тому же вооружены, это опасно.

Тод ничего не сказал Нери про помповое ружье.

— Темнота нам на руку.

— Я уверен, что они вооружены. Вся местная деревенщина охотится, а бродяг они не любят. Лучше бы нам не делать этого в одиночку. Связались бы с моей семьей, они бы уже завтра были здесь, и…

Тод отрицательно покачал головой.

— Послушайте, я глава предприятия и совсем не по этой части.

— Теперь ты с нами. И будешь делать, как мы.

— Я никогда не участвовал в войне!

— Это не война. Пошли, — прервал его колумбиец.

— А дальше что?

— Что ты все спрашиваешь? — улыбнулся Тод. — Не беспокойся, я не пошлю тебя стучаться в их дверь. Подождем еще чуть-чуть. Будем надеяться, кто-нибудь выйдет — и мы сможем потихоньку проникнуть внутрь. Если же нет, я обрежу телефонный провод и мы подожжем их машину. Тогда уж они точно выйдут.

— Если у них есть мобильники, они смогут вызвать помощь.

Тод показал экран своего телефона. Вне зоны. Нери проверил свой. То же самое.

Они перебежали от ветхого сарая к груде покрышек. При свете дня колумбиец не рискнул так далеко углубиться во двор. Слишком заметно. Дверь в амбар, перед которым рядом с мопедом был припаркован старенький «пежо», была открыта. Они спрятались под крышей — собирался дождь.

Чтобы обрести уверенность, француз вытащил «беретту» Каннаваро и повернулся к Тоду, который, не спуская глаз с дома, поигрывал ножом.

— Сколько ждать?

— Час. Не больше.

Прошло тридцать минут, и Тод вышел, чтобы еще раз обойти ферму.

Нери остался один. Вскоре он ощутил запах горящего камина. Затем дверь дома отворилась, и в падающем из прихожей свете вырисовался мужской силуэт. Человек не был вооружен. Он шел по направлению к тому месту, где прятался Нери. Тод не возвращался. Нери запаниковал. Он отступил в глубину амбара, стараясь производить как можно меньше шума, и с трудом протиснулся за поленницу, оказавшуюся ближе всего.

Батист Латапи вошел, нащупал выключатель, и на потолке зажглись лампы дневного света. Прежде чем дать резкое ровное освещение, белый свет поморгал. Крестьянин посмотрел на поленья и увидел шевелящуюся тень Нери, который неловко — из-за своего высокого роста — старался кое-как выпрямиться в узком пространстве, куда сам себя загнал. Тут Батист заметил «беретту», не раздумывая схватил первое, что попалось под руку, — грабли — и бросился вперед, держа свое орудие, словно бейсбольную биту. Он сделал круговое движение, и вилы металлическими зубьями вонзились прямо в руку с пистолетом.

Раздался сухой треск. «Беретта» взлетела в воздух. Нери взвыл.

Не теряя времени, Батист снова размахнулся и ударил сверху. Он целился в голову незваного гостя. На сей раз грабли зацепились за стропила амбара, дернулись и выскользнули у него из рук. Он обернулся, чтобы поднять их, наклонился и, прежде чем потерять сознание и рухнуть у ног другого незнакомца, ощутил резкую боль в затылке. Последним, что он успел увидеть, был светлый, почти сияющий взгляд.

Стефани Пети́ поставила тарелку на край стола:

— Ракушки с маслом.

Мотоциклист сидел за столом и впервые не торопился запереть их всех, чтобы поесть.

— Это все, что осталось. Не нравится — уходите. Вы ведь так и собирались сделать, верно?

— Дать вашему мужу нож — плохая затея.

— Теперь что, вы нас накажете?

— Я не такой способный по части наложения швов, как вы. — Они смерили друг друга оценивающим взглядом. — Присядьте.

Стефани не двинулась с места. Стоя справа от мотоциклиста, она не сводила глаз с «глока», лежащего на столе как раз между ними.

Он принялся за еду, держа в одной руке вилку, а в другой — сухой хлебец.

— Присядьте, пожалуйста.

— Зачем?

— Поговорить.

— У меня нет желания разговаривать. Я… я хочу, чтобы вы убрались отсюда. — На последних словах голос молодой женщины, пораженной внезапным пристальным взглядом ее тюремщика, задрожал.