Читать книгу "Паутина - Алексей Калугин"

Как долго они здесь находились?

Оба стрелка обладали очень хорошим внутренним чувством времени. Камохину было достаточно с утра взглянуть на часы, чтобы потом целый день обходиться без них. К вечеру сбой его внутренних часов, как правило, составлял не более десяти минут. Брейгель умел контролировать свой сон и просыпаться в точно назначенное время. Но сейчас даже они чувствовали, что со временем творится что-то неладное. Оно то бежало быстрее, то резко затормаживало, а временами как будто совсем останавливалось. К тому же время внутри подземелья вряд ли соответствовало тому, что за его пределами. Да и существовало ли вообще хоть что-то, кроме этих темных, мрачных переходов из ниоткуда в никуда?

Существовал лишь один способ противостоять странному, противоестественному ощущению ирреальности – двигаться дальше. Поэтому следом за Камохиным и остальные квестеры принялись собирать вещи и оружие.

– И все же меня не оставляет мысль, что мы в двух шагах от сокровищ, – заявил Брейгель. – Иначе зачем было сооружать столь изощренную ловушку?

– Наверно, здесь похоронена любимая лошадь какого-нибудь древнего тирана, – высказал предположение Орсон.

Лицо у него при этом было чрезвычайно серьезное. Как и всегда, когда он начинал валять дурака.

– Пускай лошадь, – не стал спорить Брейгель. – Но с лошадью должны быть погребены и сокровища.

– Все, что может ей понадобиться в загробной жизни, – все тем же тоном прокомментировал биолог, – тридцать мешков овса, раскрашенное седло и инкрустированная уздечка.

– Можно подумать, Док, ты не мечтаешь о сокровищах, – обиделся Брейгель.

– Помнишь, сколько сокровищ было в ратраке, который мы утопили в болоте? – усмехнулся англичанин. – И что от него осталось? Низка жемчуга, что взяла себе Светлана, и яйцо Фаберже, которым играет маленькая девочка.

– Кстати, о маленькой девочке. Что сказала Ирина насчет Игры «серых»?

– Она сказала, что если в Игре нет и не может быть никаких правил, то нам следует действовать по обстоятельствам, опираясь на чувство меры и гармонии.

– А если его у меня нет?

– Чего?

– Чувства гармонии.

– Значит, тебе отведена какая-то иная роль.

– Это ты так решил?

– Так сказала Ирина.

– И что же это за роль?

– Не знаю. Ирина сказала, что в Игре у каждого своя роль. Но в чем она заключается, не стоит даже пытаться понять.

– Почему?

– Потому что все равно не поймешь.

– И что же мне тогда делать?

– Слушай, почему ты сам не пошел поговорить с Ириной?

Брейгель ответил не сразу:

– Я ее боюсь. Честное слово. Мне кажется, что она знает каждую мою фразу еще до того, как я ее произнесу. Будто видит меня насквозь.

– Ты преувеличиваешь, – усмехнулся Камохин. – Ирина – милая девчушка. Очень умная для своих лет, с этим не поспоришь. Но все равно она всего лишь ребенок.

– Очень умная? – несогласно вскинул брови фламандец. – Бамалама! Это Док у нас очень умный. Док-Вик – тоже очень умный. А Ирина… – Брейгель запнулся, не найдя нужного слова. – Знаешь, Игорь, видел я разных умных людей. Но Ирина – это… – Феномен, – подсказал Осипов.

– Точно! – щелкнул пальцами фламандец. – Феномен! Иначе и не скажешь!

– С этим я тоже готов согласиться, – кивнул Камохин.

– Девочка – жертва зоны номер тридцать четыре, – грустно заметил Орсон.

– Разве быть умной плохо? – удивился Брейгель.

– Умной – нет. А вот очень умной… – Орсон покачал головой. – Как говорится, во многом знании много печали.

– Русские так не говорят, – возразил Камохин.

– Естественно, – хмыкнул англичанин. – Это высказывание принадлежит одному старому еврею.

А у русских от ума не печаль, а горе.

– Ну, это еще как сказать! – решил поспорить Камохин.

Он готов был привести пару-тройку веских аргументов, бесспорным лидером среди которых являлась периодическая таблица элементов. Но его перебил Осипов.

– Тихо! – ученый вскинул руку, призывая к молчанию.

В воцарившейся тишине стали отчетливо слышны доносящиеся из темноты звуки шагов.

Глава 17

Шаги негромкие, неторопливые.

Кто-то размеренно шествовал по темному коридору. Спокойно и, что удивительно, без фонаря. Под открытым небом шаги и вовсе были бы не слышны, но в каменном подземелье, где не было никаких других звуков, они раздавались отчетливо.

– Погасите фонари, – негромко скомандовал Камохин. – К стенам.

Незнакомец скрывался в темноте, они же с включенными фонарями были у него как на ладони.

Выключив фонарь, Брейгель неслышно сделал два шага к стене. Почувствовав плечом резьбу на камне, фламандец быстро достал из сумки инфравизор. Направив прибор в глубину коридора, стрелок крутанул большим пальцем колесико подстройки. Сначала в одну сторону, затем чуть-чуть назад.

– Это «серый», – удивленно произнес Брейгель.

– Уверен? – так же тихо спросил Камохин.

– Как вариант – кто-то решил голышом прогуляться по подземелью.

В темноте сухо щелкнул предохранитель камохинского автомата.

Приготовив оружие к бою, стрелок включил фонарь и направил его в ту сторону, откуда доносились шаги. Секунда – и луч света нашел человека. Тот даже не замедлил шаг и не поднял руку, чтобы прикрыть глаза от света. Высокая худая фигура, с ног до головы затянутая в серый, плотно облегающий тело комбинезон.

Даже лица не видно.

– Измаил? – отчетливо и громко произнес Камохин.

«Серый» ничего не ответил. Но продолжал все так же уверенно двигаться вперед. Словно знал, что оружие в руках квестеров не способно причинить ему вред. Или – что они не станут стрелять.

– Измаил, это ты? – снова спросил Камохин.

И на всякий случай поднял ствол автомата.

У противоположной стены включили фонари Орсон с Осиповым.

– Эти странные комбинезоны делают «серых» похожими на личинки какого-то диковинного насекомого, – сказал Орсон. – Не находишь?

– Ты биолог, тебе виднее, – ответил Осипов.

«Серый» все так же невозмутимо и мерно, чуть помахивая опущенными руками, вышагивал в перекрестье лучей.

– Ты полагаешь, он пришел с миром? – шепотом спросил Орсон.

– То, что он пришел, само по себе хорошо, – так же тихо, не сводя взгляда с «серого», ответил О сипов.

– Что в этом хорошего?

– Это значит, что выход где-то неподалеку.