Читать книгу "Смерть мужьям! - Антон Чиж"

Если Грановский – любовник Екатерины, то он соучастник убийства собственной жены. Ради чего? Неужели между холодным и расчетливым адвокатом и рассудительной женой дипломата вспыхнули испанские страсти, в жертву которым надо было принести Аврору? Психология не верит и топает в гневе ногами. Не может этого быть. А раз так – не мог Грановский убить своего друга, о котором вполне искренние лил слезы.

Есть и другое логическое противоречие. Если Делье на самом деле пришла слишком рано, до визита Паши, тот сильно рисковала, что конфетами с синильной кислотой Аврора угостит кого угодно, да хоть самого перспективного дипломата. Это огромный риск. А если позже него? Тогда Аврора не могла знать, что Екатерина Павловна будет дома. Как быть с этим?

Логика не выдержала и треснула. Сахарные фигурки поменялись местами: теперь получился ломаный квадрат.

Если любовник Екатерины – Паша? Тогда вся история с крысой не клеится. Даже если Делье отравила Грановскую, зачем ей было приказывать срочно тащить куда-то Носа? И кто в таком случае убил самого Пашу? Не второй же любовник. Да и подстроить сцену в полицейском участке, чтобы Нос набросился на Делье «для отвода глаз», не смог бы и сам гений злодейства.

Может быть, в это замешан сам Карсавин? Помогает убивать своих же дойных коров, то есть пациенток, при этом остается в тени. Делье – наверняка его пациентка, зеркальце выдало, но способна ли она втравить своего же врача в такую заваруху? Только в одном случае: если доподлинно знала, что на нее готовит покушение Аврора. И потому попросила заколоть Пашу Хомякова на Невском. А сама занялась подругой. Однако заковырка в том, что доктор как раз в это время был сграбастан городовыми за езду на велосипеде.

Чтобы выйти из очередного тупика, надо было найти применение хотя бы сахарку «Хомякова», не говоря уже о «Гильотон» и «Живанши». Эти крошки были как-то замешаны в велосипедную кашу. Только как?

Внятных ответов не нашлось. Но юный сыщик ощутил особым органом, который вырастает с годами только у опытных сыщиков от долгой практики, что двигается в правильном направлении. Чтобы мозаика легла в четкий узор, не хватает нескольких песчинок.

Ванзаров допил кофе и безжалостно смахнул ладонью сладких помощников аналитического сыска.

8

Уж как понравился, так прямо бы и съела. Весь такой сдобный, аппетитный, сил нет, как хочется за щечку щипнуть или за какое иное привлекательное место. А глазки-то, какие хорошенькие, так и стреляет, шельмец, и весь словно свежеиспеченный калачик – упругий, крепенький да вкусный. Вот ведь, достанется кому-то такое счастье, будет им избалованная дура с приданым понукать, а он ведь ласковый – сразу видно, его же приручить ничего не стоит. Только теплом да добрым словом. А потом делай, что хочешь. Вот нарожать бы ему детишек, вышли бы славные: такие же пухленькие, симпатичные... А как бы с ним хорошо было выйти под ручку... Что за жизнь мерзкая...

Барышня Жгутова предалась горестным размышления, каких в женских головах встречается довольно много. Особенно, если родители не оставили никакого приданого, и жизнь заставила тянуть лямку dame de compagnie[3]. Она ведь тоже женщина, а, значит, счастья хочется.

Ничего подобного, приятного для себя, Родион не заметил в мрачном взгляде сухопарой дамы, затянутой в такое серенькое платье, что и описать невозможно. И лицо такое же серенькое, цепляло лишь нижней челюстью, тяжело выступавшей вперед, отчего казалось, что барышня готова укусить. Руки у нее крепкие, почти мужские, а прочие формы гладко незаметны. Влюбиться в этакое нескладное создание с первого взгляда, даже вчерашний Ванзаров и не подумал.

Мрачная барышня пропустила в гостиную, спросив лишь незнакомого гостя, назначено ему или сам пришел. Чиновник полиции признал, что не зван, и быстро изучил обстановку. Приемная сомнамбулистки и пророчицы более напоминала квартиру удалого гусара. На коврах изобильными гроздьями повисли кинжалы, сабли, ножи, кортики и какие-то диковинные режущие орудия, названия которых Родион не знал. Причем мужским духом и не пахло. Оставалось предположить, что мадам Гильотон неравнодушна к остренькому.

Серая барышня, к тому же хромоножка, заковыляла к диванчику, очевидно, для посетителей, подхватила куски кожи и сапожным шилом принялась прокалывать их для какой-то надобности левой рукой. Трудно было отвести взгляд от этого зрелища.

– Ванзаров пришел? – послышался приятный, грудной голос из-за занавески.

Как это понимать? Ждать его не могли, он наметил визит только час назад и даже Лебедеву не сказал. Неужто и впрямь провидица...

Кивком милой головки, все-таки речь о даме, будем снисходительны, гостю указали, куда следовать.

В комнате сомнамбулистки не было ничего, что подчеркивало бы ее особый статус среди смертных. По правде сказать, там вовсе ничего не было. Стены покрыты обоями в серый тон, окна завешаны грязноватым тюлем. Из мебели – софа для удобного лежания и массивное кресло. На полу – подсвечник с оплывшим огарком. И никаких предметов магии. Даже завалящего скелета или чучела летучей мыши не нашлось. Пахло самым обычным папиросным табаком, а вовсе не волшебными ароматами.

– Разочарованы?

Ослепила вздыбленная копна огненно-рыжих волос. Пришлось призвать на помощь васильковые глаза Софьи Петровны, чтобы побороть внезапно подступившую слабость. Так хороша была мадам Гильотон. Честно говоря, насколько хороша она была, Родион разобрать не смог, потому что ощутил от стройной женщины такой неудержимый порыв плотского желания, что... Трудно объяснить, как такое возможно. Женщина в глухом черном платье не делала никаких соблазнительных движений, не показывала ножку, не манила пальчиком, и тем не менее... Следовало иметь кованую выдержку, чтобы не думать только об одном. Ну, к счастью васильковые глазки были на страже.

Видимо, зная свою силу, мадам Гильотон бессовестно рассматривала гостя.

– Сколько мне дадите?

Голос ее проникал куда-то в солнечное сплетение и тянул за собой.

Родион заставил вспомнить холодное тело Авроры и стеклянную улыбку Паши. Наваждение пропало. Чиновник полиции был во всеоружии и смог даже составить мгновенный портрет.

– Около двадцати пяти, – невежливо ответил он женщине.

Мадам Гильотон печально улыбнулась:

– Спасибо за комплимент, мне девяносто пять.

Для такого дряхлого возраста барышня, на удивление, неплохо сохранилась, наверняка заметил бы Лебедев, и добавил бы еще кое-чего о применении таких исключительных форм. Но Ванзарова интересовало другое:

– Откуда знаете меня?

– Видела вас во сне...

– За что такая честь?

Рыжая мадам в черном легла на кушетку, приняв довольно соблазнительную позу, прикрыла глаза, и сказала:

– О! Вы еще не знаете своей силы... Я хочу узнать вас получше...