Читать книгу "Возвращение - Дмитрий Манасыпов"

– И тебе не хворать, – улыбнулась сестра. Она, как мне кажется, не заморачивалась подобными мыслями, памятуя о том, что Танат вытащил ее с того света после удара хвоста ракоскорпиона. – Очень рада видеть.

– Здравствуй, Танат. – Я кивнул ему, проходя к кроватям, на которых валялись наши раненые товарищи.

Так, что у нас тут? Ай, как нехорошо-то. Котенок, лежащий на животе, находился, судя по всему, под действием транквилизатора и спал. Но и так можно было понять, что ему скорее нужно выбираться на Большую землю, и дальше он пойти не сможет. Количество бинтов, которые его перепоясывали вдоль и поперек, намного увеличилось после того, как с него содрали комбинезон. Хорошо, что на импровизированном складе есть, судя по маркировке вон на том ящике, стандартные «зерцала», которые теперь точно будут нужны. Лишь бы нашелся размер для Чугуна, которому одежку наверняка делали на заказ. А что там у нас с ним, интересно?

Наш большой друг, лежавший на соседней раскладушке, не спал. Мрачно дымил сигаретой и попивал из стеклянной бутылки темное бархатное пиво. Вот барсук, ходить не может, а все туда же, пивца ему подавай.

– Ты как?

– Хреново, если честно. – Он сплюнул на пол. – Нормально идти смогу только через пару дней, не раньше. Вот, блин, и сам попал, и вас подставил, эх…

– Да бросай, брат. – Мне было одновременно и смешно, и грустно. Первое потому, что неподдельная грусть, написанная на его лице настоящего былинного Ильи Муромца, украшенного кудрями и окладистой бородой, была такой потешной. Ну, сущий ребенок, право слово. А вот второе… плохо, что так вышло. Чугун во время схватки был очень похож на атакующий БТР, причем злой и несокрушимый. Да уж, укатали местные неамериканские горки и этого мустанга-иноходца, ничего не скажешь.

– Сокол дрыхнет, что ли? – Я повернулся в сторону чего-то, закутанного в камуфлированное синтетическое одеяло и громко храпящее. – С ним что?

– Он-то еще ничего. – Рядом возник Барин, протянувший Чугуну очередную емкость с пивом. Опасаться за него не стоило, в этакую прорву его литрами заливать нужно, а кто ж ему тут такое позволит? – Сам идти сможет завтра к обеду, ну, я так думаю.

– Ясно… Ладно, пойду сам попробую чуть отдохнуть.

Судя по спокойному виду Таната и тому, что Крюк разместился у стены, заняв сразу порядочный кусок немаленькой комнаты, и правда можно чуть расслабиться. Если эти двое такие спокойные, то, скорее всего, пока опасности никакой не будет. А это хорошо, так как тело уже давно начало доказывать моему собственному мозгу, что оно устало и хочет отдыха. Причем – абсолютно и конкретно немедля, сей же секунд. Ну что же, послушаемся голоса не рассудка, а инстинкта и присядем вот на ту такую свободную и манящую к себе койку.

Ох… хорошо-то как!!! Так и тянет скинуть ботинки, из-за которых ноги налились, казалось, свинцом, вытянуть их, мои многострадальные и плоскостопные, параллельно полу, и вырубиться на сколько-нибудь там часов. А вот нельзя пока, нельзя, хоть и хочется. Ну, а как вы думали? Что мы тут все несгибаемые и несокрушимые, настоящие тягловые кэмелы, как те, что в караванах ходили? Или ходят? Да и какая разница, по сути? Просто мы такие же люди, как и все остальные. А что это такое, а? Что это вокруг вдруг стало так тепло и хорошо, и почему-то прямо на мне, вместо одеяла, откуда ни возьмись, появилась развернутая теплая куртка. Или это Скопа положила, да ты мое солнце… ага… да-да… да с вами я, с вами…

Первая мысль, пришедшая в голову после того, как проснулся, была вовсе не о том, что вырубился как последний новичок, нет… вовсе не так.

Теперь мне редко снились плохие сны, которые доводили до состояния безумия, очень редко. Нет, теперь мне снилось иное, совершенно в другую сторону направленное и намного более приятное. Вот и первая мысль была: как жаль, что сон закончился. Странные мы, люди, существа, право слово. Вот как еще думать, когда ты находишься в одном из самых опасных мест на планете, вокруг тебя творится черт-те что, а тебе наплевать, потому что не досмотрел сон? Почему?

Да потому, что каким бы крутым техасским рейнджером ты ни был, пусть даже и не рейнджером, а бойцом «морских котиков», но ты человек. И пусть где-то в домашнем сейфе у тебя хранится целая коробка побрякушек с мечами, крестами и прочей лабудой на ленточках, а в банке с формалином в самом углу лежит ожерелье из вражеских ушей или там скальпы, напоминающие о былых подвигах, но ты человек. И хочешь ты от жизни только ее саму, а в чем она выражается, скажите мне, о боги войны и герои минувших сражений? Правильно, уважаемые, конечно, вы правы. И пусть пускающие гордые слюни юные глупцы думают, что самое главное в жизни – честно выполненный долг, почести и слава. Мы-то с вами знаем, что важнее обычного человеческого счастья и душевного тепла нет ничего.

Пальмовые венки на голову тем, кто вернулся с войны, звезды героев и денежные выплаты? Ну а как же, конечно. Только заменят они то, что способно выгнать из вас отупляющий и душащий изнутри холод того, чем вы занимались? Смогут прогнать воспоминания о погибших друзьях и о тех, кто был с другой стороны, но кто тоже не вернулся? Способны ли гордые слова, которые говорят с высоких трибун во время праздников того или иного рода войск, специальностей или там краповых шнурков, если нет поблизости чего другого, убрать из памяти засохшие следы крови на штормовке того, кто еще недавно курил с тобой одну на двоих сигарету? Нет, они никогда не вылечат то, что в душе каждого, пришедшего с войны. А что здесь у нас, в Районе, как не каждодневная и затянувшаяся на годы война?

А тепла и душевности не будет, когда рядом нет того, кто вас любит. Любит по-настоящему, без скрытых мотивов, без каких-то планов, а просто так, потому что вы – есть. И только тогда ночью не снится снова лицо, перекошенное от злобы или от боли, и ты не вздрагиваешь от того, что прямо в тебя, да-да, лупят из станкача из кустов, а ты не успеваешь уйти с биссектрисы огня… только тогда. Если ты просыпаешься не от того, что обхватил ставшую насквозь мокрой от твоего собственного холодного пота подушку, а от того, что рядом есть кто-то теплый, домашний и любящий, тогда оно уйдет. То самое мерзкое чувство, что не отпускает и спустя много лет после того, как ты уже вернулся с войны, на которой оставил часть себя. А уж если война до сих пор в тебе, то тогда, будь уж добр, ищи и находи единственного человека, с которым ты будешь спокоен. И вот тогда, только тогда, счастье и покой обретет каждый из неизвестных героев, только тогда.

Проснувшись, я понял, что во сне был где-то далеко от Района, и не один, – и расстроился. Хотелось закрыть глаза и вернуться в тот странный, непонятный сон, который, казалось, вынырнул из какого-то далекого и светлого будущего, подразнив и дав почувствовать всю его сладость.

Что за комната с теплыми зелеными обоями, залитая ярким утренним светом, которого не бывает здесь, в Районе? Он, конечно, есть, но не такой теплый и мирный, дарящий радость. Почему во сне на мне был вовсе не свойственный мне сегодняшнему деловой костюм, серый, в легкую голубую полоску? Сумка из натуральной кожи… Ощущение того, что только что прилетел откуда-то… Торопливо открыл дверь в небольшой коридор, сделал несколько шагов вперед, и все… Ощущение безграничной радости от того, что я дома и что вот оно, мое счастье, сонно вставшее навстречу. Заснувшая прямо на неразобранной кровати, одетая во что-то очень домашнее, со своей самой ласковой улыбкой. И тут сон кончился, потому что кто-то рядом выругался. Ну что тут скажешь?..