Читать книгу "Обычный человек - Филип Рот"

Могильщик объяснил ей, указывая на посетителя:

— Вот этот славный джентльмен зашел проведать своих и проговорил со мной все утро.

Кивнув, женщина протянула могильщику сумку-холодильник и термос, он поставил все это рядом с трактором.

— Спасибо, душа моя. А что Арнольд? Все еще спит?

— Он уже встал, — ответила она. — Я приготовила тебе два мясных сандвича и еще колбаску принесла.

— Отлично! Спасибо тебе.

Кивнув еще раз, она повернулась и пошла к выходу, а потом села в машину и уехала.

— Это ваша жена? — спросил он могильщика.

— Это Тельма, — ответил он и с улыбкой добавил: — Она меня кормит.

— Значит, она вам не жена и не мать?

— Ну что вы, сэр! Конечно нет, сэр! Тельма мне не жена и не мать.

— И она приходит сюда по своей воле?

— Знаете, как она говорит? «Делай что должен». Вот вам и вся ее философия. Она в каком — то смысле тоже роет яму, как и я. И ничего тут особенного нет.

— Ну хорошо, вам пора обедать. Поэтому я ухожу. Но прежде чем уйти, я хотел бы задать вам один вопрос: это вы рыли могилы для моих родителей? Они похоронены вон там. Пойдемте, я вам покажу.

Могильщик последовал за ним, и они остановились прямо перед могильным камнем на их семейном участке.

— Вы копали эти могилы? — спросил он могильщика.

— Ну конечно, а кто же еще? — ответил рабочий.

— Ну, тогда я хотел бы отблагодарить вас. Я хотел бы отблагодарить вас за все, что вы рассказали мне, и за то, что четко все объяснили. Вы так подробно и так ясно изложили мне суть дела, что я еще раз хочу сказать вам большое спасибо. Я благодарю вас за долготерпение и благодарю вас за внимание и деликатность, с которой вы рыли могилы для моих родителей. Вы не обидитесь, если я предложу вам немного денег?

— В свое время я уже получил все сполна.

— Да, но мне хотелось бы дать что-нибудь лично для вас и для вашего сына. Знаете, как говорил мой отец? «Давай, пока рука еще горит». — Он сунул ему две пятидесятки, и крупная заскорузлая ладонь могильщика сомкнулась в кулак, зажав скомканные банкноты. Он посмотрел пристально на могильщика, на его добродушное морщинистое лицо, на его усы, на изрытую оспинами черную кожу и подумал, что однажды этот человек будет рыть могилу и для него — могилу с таким ровным дном, что на него можно будет поставить кровать.

Все последующие дни он тосковал, мечтая, чтобы они снова появились перед ним, как по волшебству, но он, теперь уже пожилой человек, думал о них не как о лежащих в могиле костях отца и матери, а как о живых, пышущих здоровьем родителях мальчишки-сорванца, — он пытался воскресить в памяти воспоминания о той поре, когда он ехал в больницу на автобусе, а на коленях у матери покачивалась сумка с «Островом сокровищ» и «Кимом». Он был тогда еще мальчишкой, сорванцом, но благодаря присутствию матери он, скрывая страх, отбросил в сторону все мысли о выброшенном на берег распухшем трупе моряка, которого прямо у него на глазах береговая охрана уносила с затопленного нефтью пляжа.

Рано утром в среду он отправился в больницу для операции на правой сонной артерии. Процедура эта была такой же рутинной, как и в первый раз, когда ему делали операцию на левой артерии. Он долго ждал своей очереди в приемной, пока его не вызвали в операционную, а потом в застиранном больничном халате и бахилах он в сопровождении медсестры отправился на операционный стол. И на этот раз анестезиолог в маске спросил его, какой наркоз он предпочитает, общий или местный, и он попросил дать ему общий, чтобы операцию было легче перенести, чем в первый раз. Те слова, которые сказали ему родительские кости, подняли ему настроение и сделали его неуязвимым. Ему нелегко это далось, но все же он сумел победить свои черные мысли. Ничто не могло повредить ему, ничто не способно было разрушить жизнелюбие мальчишки, который, как маленькая торпеда, нырял в атлантические волны со скал и погружался в океан, уплывая на сотни ярдов от берега. Ничто, никогда — как тогда, когда он выходил на берег, чувствуя запах соленой воды и всем телом ощущая жар пылающего солнца. Дневной свет, думал он, свет, проникающий повсюду, день за днем приходящий к нему летом, его переливающийся блеск и сверкание, отражающееся в живом движении океана, был таким удивительным сокровищем, колоссальным по своей мощи и бесконечно ценным, что он мог смотреть на это оптическое явление сквозь ювелирную лупу, где были выгравированы инициалы его отца, и любоваться этой бесценной, идеальной планетой у себя дома — удивительной планетой Земля достоинством в миллиард, триллион, квадриллион карат! Он шел на операцию в приподнятом настроении, которое не имело ничего общего с обычным унынием и обреченностью, — он желал, чтобы жизнь снова наполнила его, чтобы он снова мог дышать полной грудью. Однако он не проснулся после наркоза. Остановка сердца. Его больше не было. Он освободился от бытия, и теперь, сам того не зная, отправлялся в никуда. Этого-то он и боялся с самого начала.

ОБ АВТОРЕ

Филип Рот (р. 1933) — признанный классик американской литературы, лауреат самых престижных литературных премий. Это единственный из ныне живущих американских писателей, чье Полное собрание сочинений выходит в серии «Библиотека Америки», которая охватывает произведения крупнейших прозаиков, поэтов, эссеистов, философов, исторических и государственных деятелей США (последний, восьмой, том Собрания увидит свет в 2013 г.).

В 1997 г. за роман «Американская пастораль» Ф. Рот был награжден Пулицеровской премией. В 1998 г. в Белом доме писателю вручили Национальную медаль искусств. В 2002-м Американская академия искусств и литературы присудила Ф. Роту свою высшую награду — Золотую медаль в номинации «Художественная литература». Ранее этой чести были удостоены Джон Дос Пассос, Уильям Фолкнер и Сол Беллоу. Филип Рот — дважды лауреат Национальной книжной премии и премии Национальной ассоциации литературных критиков. Три раза писателю присуждали премию Фолкнера.

В 2005 г. Общество американских историков признало роман Ф. Рота «Заговор против Америки» лучшим историческим произведением о стране (за 2003–2004 гг.).

В 2006 г. Филип Рот получил премию Набокова за «оригинальность и непревзойденное мастерство», а в 2007-м премию Сола Беллоу — за неоценимый вклад в американскую литературу.