Читать книгу "Типа смотри короче - Евгения Пастернак"

До нас им вообще не было никакого дела. Они носились с найденными часами, потом обсуждали войнушку, потом жрали чипсы, которые припёрли с собой килограммами…

Только Никита с ними не жрал. Они с Леркой костёр разводили. Полина сначала дулась, а потом бочком-бочком к ним перешла.

А потом и мы подтянулись. Облились репеллентами с ног до головы, закутались, как в скафандры, и старались сесть туда, где побольше дыма. Никитос объяснил, что в дыму комары плохо видят, куда лететь, и поэтому не кусаются.

Дальше было даже весело, опять сварили кашу, рассказывали страшные истории.

Мы все ждали, что классная с физруком пойдут спать, а тут мы, наконец, разгуляемся. Володя гитару принёс. Пел он хорошо, но слова знали только Лерка, Никитос и Рожко.

Поющим было интересно, а мы быстро заскучали. А тут ещё и пацаны заявили, что спать пойдут. Устали, мол.

— Сходили в поход! — съязвила Таня. — Все в укусах и никакого удовольствия!

Но тут прибежала Катька и сказала, что пацаны просто глаза физруку отводят. Что сейчас все типа уснут, а потом они вылезут и будут бузить. Катьке Сашка проговорился. Правда, он ей сказал, что её позвать не может, потому что бузить будет чисто мужская компания.

Тогда мы решили, что тоже будем всем отводить глаза. Забились в палатку. Сначала пытались играть в карты при свете фонарика, но нас так замучили комары, что фонарик мы погасили.

Мальчики

Весь вечер мы были взбудораженные — не только от наседающих комаров, но и от предвкушения. Всё думали, как оторвёмся сегодня ночью. Даже печёная в костре картошка никому в рот не лезла. Лопух, который обычно поесть не дурак — и тот всего три картофелины съел. Ну, у Лопуха дело было, он часы пытался привести в чувство: тряс, крутил всякие колёсики. Достал всех, даже физрука, который по-наглому отнял трофей и унёс куда-то. Мы сначала сидели, думали, как часы ночью выкрасть, но оказалось, зря думали. Сначала Киреев на разведку сгонял и сообщил, что физрук часы разобрал, на платочке разложил, перебирает. На каждую детальку дует, осматривает внимательно — и снова в часы ставит. У него и инструмент откуда-то с собой.

А потом и сам Пал Андреич заявился, вручил тикающие часы Лопуху и спрашивает:

— А прапорщик Булдаченко тебе кто?

Лопух на радостях возьми да сболтни:

— Да никто! Козёл и… дурак, короче.

Тут у физрука такое лицо сделалось, что с перепугу Лопух всё ему выложил: и про блиндаж, и про записку. Пал Андреич немного потеплел, но сказал:

— А вы хоть читали, что с обратной стороны на часах написано?

И ушёл, не дождавшись ответа.

Мы почитали: «Прапорщику Булдаченко от командира полка за личное мужество. Кандагар, 1981 год». Мы удивлённо переглянулись:

— А Кандагар — это где?

— Это в Афгане, — вдруг ответил Радомский. — У меня отец там воевал. Жуткое место…

Лопух с опаской повертел в руках часы и сунул поглубже в карман.

От костра доносилось заунывное пение и бренчание гитары. Играл Владик хорошо, но пел так себе, противненько.

— Надо типа лечь пораньше, — распорядился Радомский. — А когда учителя отрубятся, пойдём в лес!

Милка Кислицына

Эти малолетки меня достали!

Своими песенками, сказочками и уси-пусями. Я ушла в лес. Замёрзла. Позвонила Витьке, он хоть и дурак, но иногда помогает.

Витька пришёл, принёс пива. И мы с ним вдвоём выдули банку. Гадость, конечно, зато мысли из головы выветрились. Я Витьку за второй банкой отправила, он поупирался, но принёс.

Сам пить не стал. Слабак.

Потом мне весело стало, Витька как заладит:

— Тише! Тише!

— А чего это тише?

— Застукают!

— И псть стукают! Или ты мня ссстессняешься? А? А я ничего не стесняюсь! Хочешь, я тебя поцелую?

Витька так шуганулся, что я озверела.

— Пшёл вон! Трус! Дурак!

Витька сбежал.

Сначала я испугалась. Лес. Темно. Потом поняла, что бояться нечего, вон он, наш костёр горит. Его хорошо видно.

«Чтоб я ещё когда-нибудь с этими детьми куда-нибудь поехала, — злобно думала я. — Найду себе взрослого, настоящего…»

В этот момент у меня в голове перемкнуло. Я поняла, что искать не нужно. Он здесь.

У меня такая лёгкость во всём теле образовалась. Я прям не касаясь земли летела к палатке физрука. Павел Андреич, он такой душка! Он не сможет мне отказать!

Удивительно, но он спал.

Я влезла в палатку, а дальше совершенно не знала, что делать. В палатке было душно, и меня стало немножко мутить. Я решила, что от волнения.

Я подёргала Андреича за руку, потом хотела поцеловать, но наклонилась зря. Меня замутило сильнее.

И в этот момент физрук открыл глаза.

— Что? — спросил он.

— Ик, — вырвалось у меня. И я захихикала.

— Что-то случилось? — Андреич испугался.

— Любовь случилась, — сказала я и игриво захлопала глазами.

Физрук принюхался, и глаза у него стали огромными. От страха.

— А ну пойдём отсюда! — зашипел он.

А меня совсем развезло. Тошнило, и идти никуда не хотелось.

— Не-е-е-ет, — заныла я, — я хочу зде-е-е-есь, с тобо-о-ой.

А дальше я не помню, как оказалась на улице. Помню, что вокруг был лес, что меня рвало, а этот садист в меня вливал воду литрами.

— Милочка, ну зачем ты это сделала?

Ох!

Если б он орал! Если б он кричал и ругался, я б знала, что делать. Я б начала хамить в ответ и гордо ушла спать. А эта «Милочка» меня просто выбила из колеи. Губы затряслись. И вообще…

— А потому что меня ни-и-и-кто не лю-у-у-у-бит… Я никому-у-у не нужна-а-а…

Физрук гладил меня по голове, я рыдала у него на руках. Милочкой меня уже несколько лет никто не называ-а-а-ал…

Мальчики

Разбудил нас звонок мобильника. Это Милка Витьке звонила. Он умчался как ошпаренный, на ходу выбив из Владика признание, куда они с Лопухом пиво спрятали. Упоминание о пиве заставило взбодриться. Стало немного страшно, но от этого ещё интереснее.