Читать книгу "Солдаты далекой Империи - Максим Хорсун"

И тогда, признаюсь, меня охватило глухое отчаяние. Я грешным делом решил, что погибли все. Ведь если мы не нашли тел отца Савватия, Лаптева и Северского, это не говорит в пользу того, что они живы. Возле разбитой «камбалы» нам делать было больше нечего. Решительно — нечего. Разве что ждать возвращения «хозяев».

Я поднял свой мешок с земли, повесил его за спину. Бросил боцману:

— Гаврила! Возвращаемся на «Дельфин».

Боцман насупил брови:

— Зачем это? — Нужно подумать, что делать дальше, — ответил я сквозь зубы. Мне не хотелось тратить время и силы на разъяснение очевидного. — В живых остались только мы…

— На пробковом матрасе понравилось спать? — спросил Гаврила.

Я сплюнул под ноги, поправил ремень охотничьего ружья. Не понравился мне тон компаньона, очень не понравился. Не понравилось и то, как он глядел на меня: с высокомерием, граничащим чуть ли не с презрением. С чего бы это? По-моему, я не раз доказывал, что не лыком шит и что университетское образование нисколько не мешает мне тянуть лямку теперешнего существования наравне со всеми.

— Что ты имеешь в виду, Гаврила? — спросил я глухим голосом. — Быть может, у тебя есть план?

7

Смеркалось. Длинные тени протянулись через пустошь. Их отбрасывали отдельно стоящие каменные глыбы. Отшлифованные ветром, подточенные протекавшими когда-то здесь водами, глыбы походили на круглые грибы-навозники, которые французы почему-то называют шампиньонами.

Мы с боцманом лежали в пыли под низкой шляпой такого «навозника» и по очереди припадали к окулярам бинокля. Пригорок, темнеющий на севере, было трудно не узнать. Перед нами на расстоянии в полторы версты находился вал, а за ним — русло канала. На валу заканчивались работы. Видимость была превосходная, и мы с Гаврилой разглядели фигуры вооруженных лопатами людей. Рабы спустились с гребня и растворились среди земляных насыпей, окружавших главное возвышение. Через какое-то время в небо устремилась тонкая струйка дыма: в лагере развели костер.

— Вот, значит, куда привела судьба любезного Георгия Ивановича, — пробормотал я.

— Как думаешь, в этом лагере — наши? — спросил Гаврила, отвинчивая крышку фляги.

— С такого расстояния точно не поймешь…

Гаврила сделал большой глоток, зафыркал, завертел головой, как лошадь.

— Дай и мне глотнуть, — попросил я.

Боцман молча передал флягу. Мы договорились жестко экономить провизию и еще жестче — воду, ведь никто не мог знать, когда удастся по полнить запасы. Я долго боролся с жаждой: не пил с самого утра и поэтому жадно припал к горлышку. В тот же миг глотку ожгло пламенем — я будто хлебнул кипятка! Дыхание перехватило, из глаз ручьями хлынули слезы. Я заперхал, разбрызгивая проглоченное.

— Да тише, ты… — Гаврила схватил меня за шею, пригнул к земле. — Ты чего?

— Это же… спирт!.. — прокашлял я, когда горло немного отпустило.

— Надо же, доктор! Догадался! — саркастично заметил Гаврила. — Смерти моей хочешь! Почему не предупредил?

— Потому что фляга с водой — у тебя!

Я пощупал пристегнутую к поясу емкость. Действительно… Еще неделя или другая среди ржавых пустошей, и я начну пускать слюни и забывать, как меня зовут.

— Поглядеть бы на лагерь вблизи, — сказал Гаврила. — Вот только как это сделать? Подождем, покамест стемнеет.

Мы посмотрели вверх: на небе зажигались первые звезды.

— «Червелицые» никогда не спят. — Я пожал плечами. — И цилиндрам темнота не помеха. Вспомни, как они разделались с Тарасом и остальными беглецами.

Гаврила смахнул с приклада винтовки рыжую пыль.

— Стало быть, сделаем так, чтобы заметили нас в последний момент. И… чему быть — того не миновать.

…До полуночи мы блуждали по пустоши, не решаясь приблизиться к валу. Звезды светили старательно, ярко. И все же темень была, что на Земле в новолуние — ни зги не видать. Мы решили углубиться на восток, отойти версты на две от открытого нами лагеря, а затем одним броском добраться до вала.

Наконец настал момент проверить удачу. Мы сняли заплечные мешки, спрятали их под каменным грибом, надеясь вернуться на это место до утра. — С Богом! — Гаврила перекрестился и первым бросился к невидимой в темноте гряде.

Я побежал, взяв правее: как будто нырнул в ночное море. Мы мчали, петляя, словно два зайца. Кровь шумно плескалась под черепом, и дыхание сбивалось. Каждую секунду я ожидал увидеть вспышку выстрела либо стремительную тень несущегося наперерез боевого механизма «хозяев».

С разбега вклинились в земляную насыпь. Вжались в холодный, ощетинившийся иглами гранитных осколков склон. Замерли, вслушиваясь в ночь, но какое-то время не слышали ничего, оглушенные собственным хриплым дыханием. Я не мог справиться с нервозностью и постоянно поглаживал указательным пальцем спусковой крючок охотничьего ружья. Но было тихо. Лишь что-то ухало в канале: вероятно, какая-то южная живность, облюбовавшая болотистую поверхность обнаженного дна.

Через пять минут мы разделились. Обошли насыпь с двух сторон. Бесшумно, будто нас тому учили, перебрались через нагромождения валунов, кучи щебня и оказались под валом. К счастью, мы рассчитали верно: эта территория была необитаемой.

— Работы — конь не валялся, — пробормотал я, осматривая темную кручу и жмущиеся к ней кособокие холмы. И тут же понял, что слово в слово повторил сказанное Карпом о нашем старом лагере. Понял и содрогнулся от дурного предчувствия.

Теперь мы двигались на запад, точно два коварных змея. По узким тропкам между холмами, прижимаясь к склонам, поглядывая на гребень вала: не чернеет ли на фоне южных звезд силуэт цилиндрической формы? И не было никакого четкого плана: добраться до лагеря и действовать по обстоятельствам. Только бы не подвели глаза, только бы там действительно оказались люди! Если мы найдем моряков с «Кречета», то попытаемся расправиться с охраной, а людей увести через пустоши к «Дельфину». Если в лагере обитают незнакомцы, попытаемся захватить одного из них и расспросить о судьбе Северского и матроса Гришки — они должны были проходить здесь приблизительно неделю назад.

Не бог весть какие планы, но ничего лучшего нам в головы не пришло. Чем сильнее сокращалось расстояние до лагеря, тем настойчивее давало знать нервное напряжение. Я вообще-то хороший стрелок: и зрение у меня отменное, и рука твердая. Но в те минуты я позабыл даже то, каким концом ружье стреляет.

Неожиданно что-то остановило меня. Что-то заставило прислониться к валуну, выступающему из ближайшего склона. Гаврила тоже затаился. Звук его легких шагов растворился в тишине.

Валун, к которому я столь трепетно прижимался, зашевелился. Встал на тонкие и гибкие, словно ртуть, щупальца. Цилиндрическое тело слабо засветилось — проявился покрывающий его сложный рельеф и вертикальная вязь серебристых иероглифов на боку. Загудели внутренние устройства, приводящие цилиндр в движение.