Читать книгу "Фарландер - Кол Бьюкенен"

— Примите плоть! — призывал уличный проповедник, расположившийся по соседству с одним таким аукционом. — Примите плоть или будете порабощены, как и определено по праву слабым.

— Что он проповедует? — спросил Нико.

Проходя мимо, Эш плюнул под ноги проповеднику.

— Учение Манна.

В отличие от Бар-Хоса Чим не прятался за стенами, и Нико немало удивился, когда дома по обе стороны дороги сменились хижинами, а те будто растворились в чистом поле. Ритмично покачиваясь на спине неспешно бредущего мула, он чувствовал, как уходит понемногу напряжение.

Дорога вилась между прибрежными холмами, оставляя в поле зрения и море, и разбросанные по нему корабли. Остров Чим складывался преимущественно из гор и очень немногого другого, так что все пахотные земли располагались либо вдоль берега, либо в многочисленных узких долинах между густо поросшими лесом склонами. Большую часть дня они следовали по одной дороге, миновав с десяток деревушек и одиноко стоящих домов, обитатели которых встречали и провожали путников хмурыми, неприветливыми взглядами. Ближе к вечеру повернули на запад. Долина уходила вверх, и тропинка бежала через пашню, которая вскоре сменилась лугами и кустарниками. Отдельные деревца сбивались в рощицы черных сосен.

Преобразился не только пейзаж. Эш, пребывавший дотоле в своем обычном, угрюмом настроении, заметно смягчился. Взгляд его потеплел, а губы, когда он вдыхал свежий, неподвижный воздух, довольно растягивались.

— Вы, похоже, рады, что вернулись, — заметил Нико.

Старик только хмыкнул. Некоторое время, минут десять или пятнадцать, они ехали молча, и Нико уже думал, что его реплика забыта, когда — к тому моменту предзакатное солнце добавило густоты последним краскам дня, и в теряющем тепло воздухе острее ощущался запах смолы — Эш заговорил:

— Эти горы... отныне они мой дом.

Стоянку устроили на поляне, в окружении могучих деревьев, серебристые листья которых золотились и краснели в косых лучах. После затянувшейся поездки ныла спина, другим частям досталось еще больше. Из кожаного кисета, который всегда носил с собой, Эш достал и сунул и рот зеленый лист. Потом расстелил на траве одеяла, положил кое-какую провизию. Пока Нико срезал с ближайшего дерева смолистую кору для растопки и собирал сухие ветки для костра, старик отвел мулов к кустам и, дав животным возможность полакомиться дикими ягодами, почистил обоих влажной травой.

Наконец Эш и сам с видимым облегчением опустился па одеяло и, поглядывая на темнеющее небо, достал из дорожного мешка выдолбленную из тыквы чашку. Нико ударил кремнем по стальной пластине, и искры упали на истертую в порошок кору. От сырых веток в воздух потянулись белые змейки дыма, выглядевшие особенно изящно на фоне окружающих темных гор.

— Холодает. — Нико потер ладони и протянул руки к еще не окрепшему огню. За время полета он успел набрать немного весу, но все равно оставался худым и остро ощущал холод.

Старик отрывисто рассмеялся:

— Холод? Когда-нибудь я расскажу тебе, что такое холод.

— Вы про ту вендетту, ради которой отправились на юг?

Эш кивнул, но ничего больше не сказал.

Точно так же он кивал и тогда, перед вылетом из Бар-Хоса. Нико задавал и задавал вопросы о прежних вендеттах старика, а тот отделывался короткими ответами. Как тогда, так и сейчас Нико скрипел зубами от досады, сгорая от желания узнать побольше о тех легендарных, затерянных в снегах землях, о которых слышал только в историях и песнях.

— А это правда, что они едят своих же? — закинул удочку Нико.

— Нет. Они едят только врагов. Оставляют на ночь на холоде, а потом просто соскабливают мясо с костей.

Странно, но жуткий образ подействовал на аппетит неожиданным образом. Желудок жалобно заурчал. Нико подбросил в костер веток.

— Вы так и не рассказали, как смогли вернуться на побережье. Собак ведь у вас уже не было.

— В другой раз, парень. Давай просто посидим да помолчим.

Нико вздохнул и опустился на корточки.

— Держи. — Старик протянул ему деревянную чашку.

Нико отвернулся. Мягкое дыхание ветерка тронуло пламя, и язычки заколыхались, задрожали и тут же вскинулись яркими искрами в ночи.

— Я не пью, — ответил он.

Эш помолчал, потом кивнул.

— Твой отец... он пил?

Теперь уже Нико не стал отвечать. Он снова потер ладони, подышал на них.

— И теперь ты боишься найти в себе то, что пугало тебя в отце.

— Он становился таким... злым, когда напивался. Я не хочу быть таким.

— Понимаю. Но ты — не твой отец, а он — не ты. Возьми, попробуй. Все дело в умеренности. И даже сама умеренность должна быть умеренной. К тому же оно хорошо согревает.

Нико снова вздохнул, взял чашку, но пить сразу не стал.

— Осторожнее. Штука крепкая.

Он поднес чашку к губам, сделал глоток. И едва не задохнулся. Солоноватая жидкость обожгла горло, и Нико закашлялся.

— Что это? — прохрипел он, передавая чашку старику.

— Ячменный отвар. И несколько капелек пота дикого ибоса. Здесь его называют Огненной водой Чима.

Огненная вода Чима? Нико это не понравилось. Тепло уже пульсировало в животе, но он знал, что это тепло — иллюзорное. Отец не раз рассказывал, как опасно засыпать на холоде, когда выпил, — можно и не проснуться.

— Думаете, это благоразумно? Пить на ночь?

Старик махнул рукой, словно отгонял муху:

— Давай, парень, расслабься. Дай себе поблажку. К тому же похмелье подготовит нас к тому, что нужно сделать завтра.

Нико, разумеется, ничего не понял, но расспрашивать не стал.

На ужин у них была ветчина и буханка киша. Воду для чи взяли из пробегавшей неподалеку речушки. Они выпили еще Огненной воды Чима и повеселели. Дневной свет догорел, на небе высыпали звезды. Уютно потрескивал костер, и, когда над ним вдруг взлетал сноп искр, тьма вокруг сгущалась и делалась еще чернее. Они разулись и легли ногами к огню.

— Отсюда еще далеко? — спросил Нико, глядя на шипящие, танцующие язычки пламени, поддаваясь их магии и почти теряясь в своих мыслях.

— Что?

— Монастырь. До него еще далеко?

Старик пожал плечами и, подобрав с земли камешек, стал подбрасывать его и ловить одной рукой.

— Почему вы не отвечаете?

— Потому что не знаю.

«Набрался, — подумал Нико. — Все ясно».

— Но ведь вы живете здесь, — снова начал он, — и не можете не знать, далеко ли нам еще идти.

— Доверься мне, ладно? Поймешь все утром. А пока пей и радуйся жизни. В Сато тебе придется много работать, многому учиться, так что пользуйся моментом.