Читать книгу "Ищу мужчину среднего возраста - Елена Нестерович"

него в руках, временами он задумчиво переводил взгляд на больную, затем снова смотрел в бумаги.

Потом подошел к кровати и немного поколдовал — взял за запястье, пощупал пульс, приподнял веко одного глаза. От следующих действий доктора Анечка запаниковала, потому что из кармана халата он вынул шприц и уже снял с иглы колпачок. Она детально изучила лист назначений Анны Ивановны и знала, что в это позднее время больной не полагалось вводить никаких препаратов!

Значит, ее новый воздыхатель хотел сделать что-то неположенное или даже опасное. Она распахнула дверь и кашлянула — Настойкин мгновенно спрятал шприц в карман, как будто его и не было. Может, показалось?

— Анна Петровна? Я собрался домой, но решил все же проведать больную. Вы не против? — было заметно, что он растерялся, и теперь не знает, как исправить положение.

— Что вы, доктор, как я могу быть против?

Анечка волновалась и не знала, что еще сказать. Оправдания Настойкина подтвердили ее подозрения и его нехорошие намерения.

И тут в голове мелькнуло смутное воспоминание о том, как Лера и Вероника, отправляя ее на задание, говорили, что это — ложь во благо, что вся надежда на нее. Нет! Анечке нельзя себя выдавать, а значит, нужно что? Подавить эмоции, улыбнуться и успокоиться.

— Антон Павлович, спасибо вам большое! Все хорошо, не беспокойтесь.

Настойкин приобнял ее за плечи и поцеловал в ухо, которое сразу же стало горячим. Анечка еще больше взволновалась и неожиданно для себя чмокнула его в нос. Этот поступок был призван всего лишь оттянуть время, чтобы прийти в чувство и скрыть смятение.

— Анна Петровна, не хотите ли чаю с булочкой? Пойдемте ко мне в кабинет.

— Антон Павлович, дайте мне буквально пять минут, — выдавила она из себя. — Я только накину чистый халат.

Лишь такая отговорка могла подействовать, ведь он был педантом-чистюлей.

Когда Настойкин вышел со словами: «Так я жду», Анечка присела, чтобы собраться с мыслями. Было обидно, страшно, непонятно. Получалось, что ее новый мужчина был сообщником преступника или даже самым главным преступником! Он тайно вводил неизвестные препараты Анне Ивановне, желая стереть из ее сознания какие-то страшные давние события, связанные с Бортником.

Эти мысли повергли ее в шок.

Анечка еще немного посидела, держа горячие щеки в ладонях, думая свои скорбные думы и мысленно прощаясь с настоящим полковником. Еще немного повздыхала и погоревала, но, делать нечего — стала звонить Лере.

— Конечно, это он! Он заточил жену Шмелева в эту лечебницу, — сказала подруга. — Пока ничего не предпринимай и не показывай вида, что догадываешься. Просто не отходи от нее ни на шаг и, по возможности, наблюдай!

— Лерочка, а может, не он? Может, мне показалось? Или он хотел что-то полезное ей ввести?

— Эй, ты от любви часом не спятила, подруга? Вероника попросила Глеба пробить по базе твоего эскулапа. Жди, позвоню, — и положила трубку.

Анечка, конечно, не могла бездействовать и для начала отправилась к нему в кабинет, где ее ждал чай на чистейшей воде и булочка. И халат не забыла поменять.

Теперь она неотрывно и незаметно следила за доктором, или ей казалось, что незаметно?

В один из вечеров Анечка проходила мимо ординаторской и увидела, что там горит тусклый свет — наверное, настольная лампа, которая никак не могла сама включиться, ведь Настойкин давно уехал домой!

Она тихонько подошла к двери и прислушалась — тишина. Потом еще немного постояла. Решилась и приоткрыла дверь. Как же велико было разочарование и отчаяние!

Ее новый возлюбленный и подозреваемый в одном лице доктор Настойкин, главный врач заведения для психически больных, потягивал из пузырька некое лекарство. Точно в таких бутылочках хранили свое изобретение ученые психиатрической клиники, которые и сами были психически не вполне здоровы. Она никому не говорила, что однажды взяла такой вот пузырек — просто из любопытства, и отдала на анализ знакомым в лабораторию. Слухи о побочных действиях данного средства подтвердились! Получается, Настойкин подсел на препарат, который приводит к половому бессилию!

Вот почему все ухаживания ограничивались свежими булочками, цветочками и поцелуями! Вот почему не дошло до самого главного!

Анечка быстро закрыла дверь ординаторской и припустила в палату, слезы безудержно лились из глаз. Мечтам и на этот раз не суждено было сбыться.

Завернув за угол, Анечка увидела, как кто-то, отпрянув от двери, быстро пошел в другую сторону. Мелькнул салатовый костюм медперсонала, человек удалялся очень быстро. Она старалась успеть, чтобы увидеть лицо или рассмотреть фигуру, ничего не получилось, и вернулась в палату.

Только что раскрылась страшная тайна, которая подтверждала — не быть ей счастливой! Анечка решила, как только закончится эта история, пойдет к экстрасенсу, колдуну, кому угодно, чтобы снять обет безбрачия.

Строго следуя инструкции, сквозь слезы она осмотрела состояние капельницы и все вокруг нее. На тумбочке — чистота, а под кроватью — кусочек ваты. Странно. Хотя, нет, ничего странного, это же медучреждение, и тут вата должна быть везде, и, если бы она обнаружила вагон ваты, удивляться не стоило бы. Подняла тампон, понюхала — спирт, так и есть…

В урне для мусора виднелись две головки от ампул, значит, ввели две дозы неизвестного препарата. Кто-то пришел, сделал это и убрался восвояси, пока она страдала под дверью Настойкина!

Потом Анечка сидела возле кровати Анны Ивановны и рыдала. Причин было много: не уследила за больной, не увидела, кто сделал злое дело, а вдруг доверие к ней со стороны подруг пошатнется? Ну как ей верить, если она все время отвлекается на свою личную жизнь?!

Она все ревела, вспоминая поцелуи и булочки, и думала о том, что с большим удовольствием уехала бы из этой больницы прямо сейчас. Но сейчас нельзя, задание не выполнено!

За окном было еще не совсем темно, в сетку открытой форточки пытались пролезть лесные комары, которые нахально звенели. Анне Ивановне было все равно, а вот Анечку они раздражали, их надо было отгонять, но уже не было сил! Она сидела на твердом больничном стуле и продолжала лить слезы.

— Ты чего? — вдруг раздался слабый голос, и сиделка замерла в изумлении, даже