Читать книгу "День пиротехника - Анатолий Евгеньевич Матвиенко"

можно было, наверное, принять за воркующую парочку. Такое мнение сложилось у девочки лет пяти-шести, вдруг отделившейся от группы у разглагольствующего Василия и зелёной тёти-ёлки.

— Здлавствуйте! — сказала девочка и засмущалась, израсходовав запас смелости в единственном слове.

Лёха всегда к детям такого мелкого возраста относился отчуждённо. Просто не знал, что с ними делать, о чём говорить.

Девочка была очень худенькая, в совершенно простом платье-колокольчике и серых колготках, собравшихся в складки на щиколотках. Стоптанные сандалики заставляли задуматься: если это парадная обувь, к приезду шефов и прочих гостей, что же она носит в обычное время?

Впрочем, детдом не выглядел убого, мебель отличалась добротностью, в окнах виднелись стеклопакеты…

— Здравствуй! — Инга присела перед ней на корточки и взяла тонкие детские пальчики в свои руки. — Как тебя зовут?

— Вая…

Лёха с усилием догадался, что имеется в виду «Варя». Ингу же совершенно не смущали ни дефект речи ребёнка, ни разница в возрасте.

— Варенька, а откуда у тебя такой красивый бант?

Жёлто-зелёный бантик в каштановых волосах действительно был единственным ярким атрибутом, и сами волосы девочке достались замечательные — густые, вьющиеся.

Большие детские глаза вдруг часто-часто захлопали, на них проступили слёзы.

— От мамы… Она умейла…

Лёха сжал кулаки. Заболтавшись с Ингой, совершенно упустил из виду, что все дети здесь с нелёгкой судьбой. Веселье устроенного праздника, хоровод вокруг Элеоноры создали слишком уж благодушную атмосферу. Нельзя забывать, что в детских домах четырёх-, пяти-, шестилетние знают, что такое смерть. Что такое домашнее насилие. Как бывает, если отец и мать пьяные с утра и до вечера. А некоторым воспитатели сказали, что родители умерли, хоть просто лишены родительских прав — эти родители действительно мертвы для своего ребёнка. Да и в самих детдомах случается, когда старшие наводят порядки по образцу зоны для малолеток, если персонал вовремя не пресечёт бесчинства…

Инга подхватила девочку на руки и прижала к себе. Варя ухватила её за шею, ногами обвилась вокруг талии, перетянутой чёрным кожаным ремешком, став похожей на обезьянку.

— Не плачь, милая. Я тебе принесу ещё один бантик… Синий…

Возможно, зря она это сказала. Девочка восприняла всё слишком буквально. Стремительно высвободившись из объятий гостьи, Варя схватила Ингу за руку и подтянула к Лёхе.

— Дядя и тётя! Вы такие касивые! Будьте моими папой и мамой…

⁂

…Когда Генрих объявил начало пиротехнического шоу, Лёха едва выволок Ингу на улицу.

— Отпусти! — она выдернула пальцы из его хватки. — Тебе не понять!

— Куда уж…

Лёха чуть ли не материнским жестом застегнул пуговицы на её шубке. Волосы остались непокрытыми, хвост рассыпался по спине чёрным водопадом.

Вот и развлёк девушку! Лучше бы в боулинг пригласил.

И тут началось основное действо, ради которого назначалась встреча.

Инга вздрогнула от первого взрыва. В её глазах отразились многоцветные огни.

Лёха запрокинул голову. Сказать, что он был ошарашен, всё равно, что не сказать ничего.

Они находились в самой сердцевине огненного буйства! Ракеты с грохотом взлетали, разукрашивая небо невероятными, сюрреалистическими узорами. Казалось, полыхал сам морозный воздух!

Распускались невиданные цветы. Били целые гейзеры из пламени и искр. В небо взлетали огненные стрелы.

Над головами из чёрного мрака вдруг рождались сложные геометрические фигуры.

И всё это происходило на фоне громовых раскатов органной музыки из мощной акустической системы!

Инга раскрыла рот от изумления и уже сама ухватила Лёху за руку. Потом резко повернулась.

— Ей видно?

В белом прямоугольнике стеклопакета Лёха разглядел пяток детских мордашек. Их по каким-то причинам не пустили на улицу.

Варя прижалась к стеклу, расплющив о него носик. Заметила Ингу, замахала ей…

— Не смотри туда! Не давай ей несбыточных надежд.

По этой же причине Лёха не пустил обеих девушек обратно в детдом. С Генрихом прощались на улице.

— Ну что, опера, прочувствовали разницу между взрывом и настоящей пиротехникой?

— Это просто вау! — Элеонора подскочила к Генриху и подарила ему сочный поцелуй. — Можно ещё посетить ваши выступления?

Подрывник уже открыл рот для утвердительного ответа, но вовремя перехватил взгляд рыжей ассистентки Насти (или не только ассистентки), и этот взгляд говорил: следующий взрыв разнесёт на куски крашеную дылду, если та распускает губы!

— Сожалею, друзья… Весь месяц мы работаем на корпоративах… Там не терпят посторонних.

По пути к «Рено» Василий разговорился, наконец, с монументальной Элеонорой, преодолев смущение от неравенства в росте. Инга взяла Лёху под локоть.

— Для чего я слишком толстокожий, чтоб не понять?

Инга потянулась за сигаретой.

— Это я сгоряча бросила. Просто всегда хотела сестру. Но отец начал пить. Мама всё же решилась… Они ссорились. Сестра родилась мёртвой. Сейчас ей было бы столько же, сколько и Варе.

Глаза девушки предательски заблестели. От облика холёной самоуверенной стервы, что отказывалась пустить в машину в первый вечер знакомства, не осталось ни следа… Но не такой же ценой! С другой стороны, кто мог предположить, что встреча с пятилетней сиротой так вывернет Ингу наизнанку? Сейчас поздно жалеть…

Лёха поймал себя на мысли, что не знает цвета её глаз. Броские тени, подводка, огромные ресницы, сейчас чуть влажные, приковывают взгляд, дают общую картину. В сдержанном освещении уличных фонарей глаза кажутся нереально глубокими.

— Родители развелись?

— Нет. Но… не важно. Всё плохо. В декабре брат погиб. Сволочь он был, но всё же брат. В Поставы, на самом деле, мне тоже некуда возвращаться, — она запрокинула голову к антрацитово-чёрному небу без единой звёздочки. Краски салюта смылись с него без следа. — Кто-то сказал, что моя жизнь как мотоцикл. Только вперёд. Остановка — падение. Задней передачи нет. Я подвезу вас с напарником… И спасибо, Алексей. Было действительно здорово. Не ваша вина, что меня проняло. Больше не дам волю слабости.

Глава двадцатая

Снова гаражи

Всплеск тяжких преступлений, пришедшийся на декабрь, больше не повторился. Первомайский район вернулся к статусу не самого криминогенного на общем фоне столицы, довольно-таки спокойном по сравнению с крупными городами Восточной Европы. Убийства и тяжкие телесные попадались редко, в основной своей массе — бытовые, очевидные.

После Нового года снова посыпались заявления о кражах из гаражей, то из верхнего кооператива у кладбища, что ближе к проспекту, то из нижнего, выходящего на Всехсвятскую. Близость огромного храма отпугивала воров только в дни приездов на молебен большого начальства: не забалуешь при такой плотности блюстителей порядка на квадратный метр микрорайона «Восток-1».

Мелкие кражи, да и не совсем мелкие (к примеру, блок фар некоторых пафосных иномарок тянул больше, чем на тысячу долларов), портили картину раскрываемости. Хозяева машин нервничали, а представители страховых компаний, оплачивающих КАСКО, кипели гневом. Капли гнева попадали