Читать книгу "Омытые кровью - Сергей Иванович Зверев"

в ноздри, уши и рот, затем отрезали части тела и изуродованный труп привязывали к хвосту лошади, таскали по селу. Бунт – это страшно. Особенно русский бунт.

И вот все возвращается на круги своя. Опять я мчусь в кузове грузовика вместе с нашими сотрудниками и милиционерами усмирять анархичную народную стихию.

Случай был на редкость идиотский. Но так уж получается в жизни, что порой самые мелкие и глупые предпосылки влекут самые разрушительные последствия.

В Нижних Промыслах парторганизация решила идти в ногу со временем и установить антенну для радио. При этом не только население не уведомили об этих планах, но даже и сельсовет не поставили в известность. И полезли народные умельцы монтировать антенну средь бела дня, да не куда-то, а на самую высокую точку – на колокольню действующей церкви. И не когда-то, а во время богослужения. В результате собравшаяся толпа отпинала радиолюбителей, затеявших «бесовство в божием храме». Потом досталось и подвернувшимся под руку работникам по хлебозаготовкам – те по сознательности своей пытались уговорить толпу не бузить и еле спаслись от самосуда.

До села от города недалеко. Поэтому мы прибыли, когда сход был в самом разгаре. Толпа осадила сельсовет. Ее едва сдерживали два милиционера в форме. При этом у одного набухал на лице синяк, у другого куда-то затерялась фуражка и был напрочь оторван рукав белой форменной гимнастерки. Но парни держались стойко и не давали толпе ворваться в здание сельсовета.

«Человек сто пятьдесят», – уверенно оценил я численность собравшихся. Как и в большинстве волнений на религиозной почве, тут больше женщин, в темных платках и длинных юбках, злых, решительных и страшно скандальных. Но было много и праздношатающейся шпаны. Это такая местная достопримечательность – шантрапа, которая называла себя «промысловскими» и долго держала в страхе и округу, и даже Углеградск. Распоясались они при попустительстве местных властей. Нашей организации пришлось подключаться, потому что влияние на хулиганов приобрели кулацкие элементы. Распустившиеся негодяи ворвались в избу-читальню, сорвали манифест ЦИК и изорвали на клочки портрет Ленина. На демонстрации пьяный болван отобрал красное знамя у колхозника и истоптал его. Комсомольцев тут били постоянно, доставалось и пионерам. Проредила милиция под руководством ГПУ стройные хулиганские ряды. Но эти запечные тараканы остались в достаточном числе, их так просто не выведешь. И сейчас они здесь, собрались в стайке, рожи глумливые и наглые, картузы и кепчонки на затылках, семечки лузгают, народ подзуживают. Весело им, они развлекаются, ржут как лошади. Ну ничего, посмотрим, кто будет смеяться последним.

Мы выпрыгнули из кузова машины – было нас аж десять человек. И начали целеустремлённо пробиваться через толпу. Кто-то попробовал уцепиться за мою гимнастерку, в следующий момент меня грубо толкнули. Но я пер ледоколом, обливаясь нервным холодным потом. У крыльца мы выстроились в цепочку, оттеснив бунтующих.

Толпа – это такой страшный и непредсказуемый зверь. Агрессивный, способный вмиг дойти до кровавого безумства, легкомысленный и тупой, вместе с тем пугливый. С толпой нужно уметь обращаться, иначе она пережует тебя и выплюнет. Нужно знать грань между потаканием ей и обузданием.

Надо было обуздывать. Дело не простое. И я сомневался в способностях Первака сотворить такое.

Но он достаточно уверенно выступил вперед. Поднял руку, так что на миг крики стихли. И воскликнул:

– Ну что, православные! Заповеди христианские нарушаем?

– Это какие такие заповеди?! – послышался истошный мужской голос.

– Не убий. А вы, не разобравшись, готовы тут на куски всех рвать!

Толпа немножко озадаченно затаилась. А Первак принялся развивать успех. Однако ему упорно ставили палки в колеса.

– Нечего бесовский хомут на колокольню вешать! – послышался все тот же мужской голос.

– Ну погорячились, – развел руками Первак. – Кто дураком ни разу в жизни не был, идите сюда! Нет таких? Если за каждую глупость людей бить да убивать, скоро вокруг никого не останется. А против власти бунтовать не надо. Это наша власть, народная.

– Твоя власть народу как кость в горле! Скоро вместо денег одними облигациями платить за хлеб будете!

– Да, говорят, скоро и совзнаки ходить не будут!

– Вранье и поклеп, – спокойно гнул свое Первак. – Деньги за зерно будут. И мануфактура будет. А власть… А вот представьте, нет больше нашей власти. И кем вы сами тогда станете? Опять батраками да холопами у барина? Опять беляки пороть вас будут. Они ж за все спросят и весь оброк с процентами возьмут.

– Да лучше холопом, чем в колхозе! – завопил все тот же неугомонный голос. Интересно, это кто такой активный? Я рассмотрел невысокого бородатого мужичка, вредного и верткого, хорошо одетого. Явно из зажиточных. И я отлично его запомнил. Продолжим дискуссию в приватной обстановке. Но позже.

– Да? – удивился наигранно Первак, а потом жестко заговорил: – Чтобы крестьянин всю жизнь за плугом ходил и с голоду пух, как неурожай? Колхоз – это трактора. Колхоз – это школа и грамотность для детей. Это взаимопомощь. Да, пока там несладко. Есть и перегибы, и недопонимание. Но любое большое дело начинается с трудностей. Это наша власть. Где она не права, перед народом извинится. С ней говорить надо. Через делегатов, через партию, через газету. Сейчас не царский режим, глас народа важен и услышан всегда будет. Если по делу, конечно, а не для скандала.

– Да лучше атаман Шустов, чем твои хлебозаготовители да ОГПУ! – взвизгнули из толпы, со стороны шпаны.

– Шустов? Это который селян убивает и красные звезды на спине режет? Кто это сказал? Ну, покажись! Кто тут помощник Атамана? – грозно обвел толпу взором Первак, и люди попятились.

Я отлично знал, Первак мечтает смыться обратно на партийную работу. Ему наши чекистские игры осточертели всерьез и надолго. И сейчас я видел, что партработа – это на самом деле его призвание. У него настоящий талант в общении с народом. После его речи толпа стала сдуваться. Хоть ее и подзуживали провокаторы, но злая энергия уходила, как вода в песок жаркой пустыни Кара-Кум. Накал падал, пока не иссяк вовсе.

Вскоре ситуация рассосалась. И толпа начала разбредаться, растеряв всю злость, а за ней и единство.

– Арестовать к чертям! – на обратном пути злился Первак. – Всех зачинщиков и подпевал!

– Никуда не денутся, – заверил я.

Через некоторое время, как страсти утихнут, мы начнем искать и выдергивать инициаторов. Пройдемся мелким гребешком по селу, всех вшей кусачих вычесывая.

Меня не отпускала одна мысль. Как-то очень хорошо раздуваются искры в пламя в подобных конфликтах. Ощущение, что неспроста. По всему округу раскинута сеть, скорее всего, держит в руках ее атаман Шустов. Ведется повсеместно антисоветская пропаганда. А мы все не