Читать книгу "Буря в Кловерфилде - Светлана Алимова"

огромная косатка нырнула и тут же ушла на глубину, издевательски махнув хвостом на прощанье. Гиль тупо смотрел на воду, осознавая, что проиграл.

Проиграл! Он! Но как он вернется домой без добычи? Как объяснит матери, что сглупил, не выполнив простейшую инструкцию? И что же это получается, паршивый отравитель был прав? Стоило Гилю сделать что-то самому, как он тут же потерпел поражение. Он — ничтожество, достойное лишь жалости?

И как вытащить этого наглого обманщика из океана, чтобы задать ему обещанную трепку?!

— Никак. Теперь его оттуда не выловит даже госпожа Верже, — сухо сообщила мать, когда пристыженный Гиль вернулся домой, — я же предупреждала, он опасен. Он испортил твою репутацию и выставил нас дураками. А все из-за твоей небрежности.

— Да ладно. Кто не проигрывает? — вступился за него отец. — Ему это пойдет на пользу.

— Не пойдет. Наш Гиль должен быть лучшим, а теперь он такой же как все. Придется долго работать, чтобы люди забыли о его неудаче.

Но никто не спешил этого делать.

К растерянности Гиля, над ним действительно стали посмеиваться, смакуя его проигрыш. Оказывается, многие его не любили и только ждали повода поглумиться. Женщины жалели его и ругали Эйне, будто одурачив Гиля, тот унизил его. Жалели! Как какого-то слабака! Это было дико обидно, и Гиль начал чувствовать себя хрупким и уязвимым, как Эйне и говорил. Неужели это на самом деле было так? Все слова, сказанные тогда на утесе, сбывались и отравляли его подобно яду. На что вообще он был способен без подсказок матери-ведьмы? Неужели ни на что?

Был только один способ проверить и вернуть себе потерянное уважение.

Все задания матери Гиль теперь выполнял, не слушая ее указаний. Сам, без чьей-либо помощи. Он должен был доказать, что слова Эйне являлись ложью, иначе пришлось бы признать, что они были правдой.

На это у Гиля ушли годы. Он ошибался, снова и снова набивал шишки, но потихоньку учился добиваться успеха сам. Отпустил материнскую юбку и исследовал мир, полный неизведанного и неожиданных исходов любой ситуации. В этом ему открылась странная свобода: теперь произойти могло вообще все что угодно, и результат зависел только от его действий. Поражения горчили, но победы стали в сотни раз слаще. А насмешки перестали иметь значение, когда Гиль научился на них отвечать.

Этот новый, непредсказуемый мир ему ужасно нравился.

Слова Эйне стали ядом, но они уничтожили лишь то, что было хрупким, а самого Гиля сделали сильнее. Гиль жалел, что они так и не сразились, и мечтал об этом, но Эйне прятался в океане и не собирался его покидать. Может, стоило как-то сообщить ему, что Гиль не будет мстить? Эх, дурацкая форма змеи, которой он не пользовался! Не было бы ее, Гиль научился бы обращаться в акулу и приплыл бы к Эйне поболтать и подраться. И одолел бы его без материнских предсказаний.

Отец его понял, а вот мать ругалась почем зря. Как можно было отказываться от гарантированной победы ради подобных глупостей?! Ему что, болтовня какого-то преступника была важнее всей его жизни?! Дурак! Она указала ему дорогу к лучшему будущему, а он сошел с нее и блуждал впотьмах как слепой! Зачем?

Гиль объяснял про свободу и самоуважение, но мать не желала слушать. Она злилась на него и требовала подчинения. Гиль упрямился. Они вновь ругались, возмущенно дергая почти одинаковыми ушами. Последней каплей стал тот проклятый турнир, на который Гиль чуть не помчался вприпрыжку, узнав, что там появится Эйне. Наконец-то будет драка! Он покажет, чего добился за эти годы, и раскатает хитрого отравителя подчистую! И услышит от него признание в поражении! А потом, так и быть, угостит выпивкой. Но не раньше, чем надерет Эйне зад.

Но мать опять все решила по-своему.

— Он не будет с тобой драться. Поймаешь его у покоев госпожи Аты, сдашь с рук на руки отцу и пойдешь на турнир. Придержим его до твоей победы, а потом отдадим жрице Верже. Она будет полезной союзницей. Чтобы победить в турнире, тебе нужно…

— Стой! Не надо мне говорить, я сам одолею соперников! А с Эйне мы сразимся. В этот раз я не дам себя заговорить.

— Да он тебя обведет вокруг пальца как маленького! Делай, как я тебе говорю, или владычица Ата возьмет в охотники не тебя, а его!

Гиль помотал головой.

— Зачем мне быть ее охотником? Я — твой охотник. И он же преступник, как его можно брать на службу?

— Она его оправдает, если ты не приедешь на турнир, — Уна нервно ломала пальцы, — а ведь это тот самый миг, которого я ждала всю жизнь! Слушай меня, Гиль: тебе предназначено стать фаворитом и охотником владычицы Аты. Она даст тебе такую жизнь, которую не смогу обеспечить даже я. Но ты должен произвести на нее впечатление. Затмить всех остальных, триумфально поймать преступника и соблазнить ее. Однажды ей потребуется форма змеи, и ты обернешься гюрзой, исполняя ее повеление. Но это будет позже.

— Ты это недавно увидела в моем будущем? Я не против, если госпожа Ата красивая, но я хочу вначале сразиться с Эйне. Так, подожди, если Уста Калунны его оправдают, значит, Эйне из клана Кааси невиновен. А что вообще он совершил?

— Оскорбил жрицу Верже.

— Как?

— Понятия не имею. Забудь ты об этом паршивце! Ты должен понравиться владычице Ате и закрепиться возле нее. Я помню этот сон так, словно он был лишь вчера, хотя минуло полторы сотни лет: ты рассказываешь мне о своих буднях в ее постели и хвастаешь, что форма змеи тебе наконец пригодилась. Но ягуара и горностая она тоже оценила. Гиль, пришел тот час, ради которого я тебя родила: забудь уже о своей дури и делай все, как я говорю. Или твое место возле Аты займет Эйне из клана Кааси. Он украл твою силу, украдет и судьбу, если ты ему позволишь.

Гиль не верил своим ушам.

— Ты родила меня из-за этого сна? И все, чего я должен был достичь — это валяться в постели сиятельной владычицы Аты? Быть ее ласковым котом? А все мои победы и поражения и три формы, которыми я овладел — это просто для ее развлечения? Да с этим любой кецаль может справиться! Я что, настолько жалок?

Тут он вспомнил издевательские слова Эйне о том, что мать найдет ему любовницу, которой будет его жалко, и она возьмет его на ручки, и яростно застонал. А затем рассердился.

— Я не поеду на этот