Читать книгу "Киерленский изувер - Марс Букреев"

ее подручными?

К таверне Этли подошел с невыносимым зудом приняться за перевод. Это будет куда полезнее, чем травить себя мыслями о культистах. Он спустился по лестнице в подвал, удивляясь, как не скрипнула ни одна ступенька. Да и двигаться бесшумно, получилось как-то, само собой. Он остановился резко, в самом низу, поняв, что Лавена и Волган выясняют отношения.

- Ты слишком заинтересовалась этим пройдохой Этли, - прогудел Волган.

Но в его голосе не чувствовалось ни злости, ни ревности.

Лавена промолчала.

- Скажи мне, - продолжил докер. – Ты все еще скучаешь по …Волгану, тому Волгану?

«По тому Волгану»? О чем это он, удивился Этли. Или может быть он говорит о том, каким он был раньше? Этли не стал слушать дальше и осторожно начал подниматься наверх. Под ногой предательски скрипнула ступенька, вроде не громко, но Этли звук показался оглушительным.

- Ты ведь знаешь, что это так, - ответила Лавена, не обращая внимания на посторонние звуки.

Этли поднялся обратно в трапезную, а затем, нарочито громко принялся спускаться вниз.

***

Руди явился уже по темноте. Обитатели полуподвала сидели за столом, обмениваясь слухами и новостями. Этли уже отбросил мрачные мысли о Культе Бессмертия, обдумывая, что он узнал сегодня из «Запределья». Вскоре эти знания испарятся из его памяти, оставив лишь смутные воспоминания и придется читать перевод, чтобы восстановить их. И тут громыхнул Волган:

- Сегодня днем, снова выловили изрезанный труп, так же, как и в прошлый раз.

Все мысли сразу улетучились из головы Этли. Он весь обратился в слух. Волган исподлобья глянул на него и добавил:

- Тебе ведь интересны такие вещи, да?

Этли не ответил. Все надежды на то, что Культ Бессмертия сгинул, пошли прахом. Безумцы продолжают свое черное дело. И кто знает, достигнут ли они в нем успеха. И что случиться, когда Мириад явиться посреди многочисленного города.

- И кто она? – все же спросил Этли. – Кто-нибудь узнал ее?

При этих словах Руди и Лавена удивленно обернулись к Этли. Не ожидали, что он и вправду интересуется подробностями. Волган помолчал, усмехнулся и произнес:

- Дочь местного ременщика, кажется. Не повезло девке, нарвалась на какого-то живодера.

Ночью Этли вновь таращился в потолок. Нет, он не сможет заниматься переводом. Не сейчас, когда жаждущие бессмертия пытаются вызвать Мириад и выторговать у него вечную жизнь. Им не объяснить, что это невозможно. Что мечты о вечной жизни, так и останутся мечтами. Никто не получит бессмертия. Во всяком случае не такой ценой, которой пытаются заплатить культисты. Он – Аскель Этли, побеспокоится об этом.

***

Проснувшись, Этли решил наведаться в дом ременщика. Оглядеться. Может быть удастся увидеть и покойную. Возможно он разглядит на ней и проклятые эльфийские символы, ему надо понять, с кем придется иметь дело: с глупцами, откуда-то прознавшими о возможности получить бессмертие или с теми, кто понимает, что делает.

Пока он собирался, в комнату вошла Лавена. Она уже могла ходить, опираясь на палку, и время от времени поднималась на кухню, помочь Оттику. Этли улыбнулся ей. После того, как он посидел рядом с женой докер, рассказывая о том, что видел в странствиях, она стала ему нравиться…как женщина? Да нет, как женщина она нравилась ему давно, надо быть честным с самим собой.

Взять хотя бы тот день, когда Лавена подвернула ногу. Что тогда ему только не лезло в голову, прости Триединый. Нет, скорее она стала интересна для него, как человек. Любознательный, не желающий смириться с жизнью, доставшейся ей. И хотя бы через рассказы другого человека увидеть то, что ей никогда не суждено узреть. А еще она не шарахалась от его улыбки.

Но вместо того, чтобы улыбнуться в ответ, женщина понуро села на кровать. Избегая смотреть на него, Лавена спросила:

- Скажи, Аскель, ты ведь слышал вчера наш разговор с Волганом?

Отпираться Этли не стал. Как же ему нравилось, что она называет его по имени.

- Знаешь, - продолжила Лавена, - давай прекратим все разговоры, кроме самых необходимых. Действительно, нехорошо получается. Пока муж в доках работает, я тут любезничаю с тобой.

После этих слов, у Этли неприятно защемило в груди. Но не подав вида он холодно ответил:

- Как пожелаешь.

Собравшись, он молча вышел. На его лице не осталось и тени от улыбки. Поднялся наверх, где в трапезной Оттик беседовал с каким-то незнакомцем. Не обращая внимания, Этли прошел к выходу и уже не видел, как незнакомец не отрывает от него взгляда.

***

Дом ременщика Этли нашел быстро. Возле него собралась целая толпа, родственники, соседи и просто зеваки. Убийства не были чем-то удивительным на Языке, но такое, когда бедную девушку запытали до смерти, даже здесь вызывало тревогу и любопытство. Из дома доносились плач и причитания, а возле крыльца выстроилась очередь желающих проститься с усопшей. Этли встал в конец и принялся сосредоточено прислушиваться, о чем судачат окружающие.

- Бедная девочка…

- А порезали то, как страшно…

- Говорят и лица нет, срезал изуверище проклятый…

Убийце девушки дали уже прозвище – изувер. Эх, если бы эти люди только знали, что истерзанные тела девушек и молодых женщин - дело рук целой организации, а не спятившего живодера.

- А Звентарь-то, вовсе сплохел, - говорила какая-то старуха другой, - лежит недвижимый, того и гляди, отправиться вслед за родной кровинушкой.

Очередь двигалась быстро. Но за это время Этли узнал, что убитая была послушной и заботливой дочерью, никаких шашней с незнакомцами за ней не замечалось. Да и Звентарь, отец ее, отпускал дочку лишь до рынка или колодца и сразу обратно.

Войдя в дом Этли оказался в полумраке. В комнате, на лавках, стоял гроб. Вокруг сидели женщины в траурных, черных платках – родственницы и плакальщицы. Отличить их было легко: плакальщицы выли громко и горько, отрабатывали плату, родственницы – тихо рыдали.

Подойдя к гробу Этли разочаровался, увидеть ничего не удалось. Тело было завернуто в саваны, а лицо покрывала густая белая вуаль. Он совершил знак благословления, прошептал короткую молитву и вышел. Некоторые проводили его удивленным взглядом, он не был похож на ремесленника или торговца, а с головорезами дочь ременщика не водилась.

Оказавшись вновь на улице Этли огляделся. Девица, как он понял, не из гулящих, значит уволокли ее где-то рядом, возле дома. Да скорее всего днем, вряд ли дочка ременщика шастала по ночам. Значит изувер этот, как окрестили убийцу языковцы, рядом где-то находился. Точнее место,