Читать книгу "Экономическая наука в тяжелые времена. Продуманные решения самых важных проблем современности - Эстер Дюфло"

очагом напряженности американской политики, образом того, о чем мечтает одна сторона и чего боится другая.

Изначально предпочтения являются тем, чем они являются. Экономисты проводят четкое различие между предпочтениями и убеждениями. Предпочтения отражают, предпочитаем ли мы торт или печенье, пляж или горы, коричневых людей или белых. Предпочтения мы выражаем не тогда, когда мы не осведомлены о достоинствах объектов выбора и поэтому новая информация может поколебать наше мнение, но тогда, когда мы знаем все, что нам может понадобиться знать. У людей могут быть неправильные убеждения, но они не могут иметь неправильных предпочтений – та леди из супермаркета может настаивать, что она не обязана мыслить логически. Тем не менее стоит попытаться понять, почему люди разделяют определенные взгляды, прежде чем мы погрузимся глубже в трясину расизма, особенно потому, что невозможно думать о политических решениях, с которыми мы столкнемся в этой книге, не имея представления о том, что представляют собой эти предпочтения и откуда они берутся. Когда мы обсуждаем пределы экономического роста, боль неравенства или издержки и выгоды защиты окружающей среды, нет никакого способа избежать рассмотрения различий между тем, каковы потребности и желания отдельных людей, и тем, как они должны оцениваться обществом в целом.

К сожалению, традиционная экономическая теория плохо оснащена теми инструментами, которые необходимы, чтобы помочь нам здесь. Основное направление экономической науки традиционно очень терпимо относится к взглядам и мнениям людей; даже если мы их не разделяем, то кто мы такие, чтобы выносить суждения? Экономисты могут прилагать все силы к тому, чтобы у людей была правильная информация, но решить, что им нравится, могут только сами люди. Кроме того, всегда есть надежда, что проблема предрассудков будет решена рынком. Люди с недалекими, узколобыми предпочтениями не смогут выжить на рынке, поскольку терпимость – это хорошая деловая практика. Возьмем, к примеру, пекаря, который не желает печь торты для однополых свадеб. Такой пекарь потеряет всех гомосексуальных клиентов, которые обратятся к другим пекарям. Они будут делать деньги, а он – нет.

Но дело в том, что это не всегда работает. Пекари, которые не хотят печь для однополых свадеб, не разоряются, отчасти потому, что они получают поддержку от единомышленников. По крайней мере для некоторых нетерпимость может быть хорошим бизнесом, и, похоже, она может быть также и хорошей политикой. В результате в последние годы экономисты были вынуждены принимать во внимание предпочтения и мы получили некоторые полезные идеи о том, как можно было бы выбраться из этой неразберихи.

DE GUSTIBUS NON EST DISPUTANDUM?

В 1977 году в своей известной статье под названием «De Gustibus Non Est Disputandum» (что переводится с латыни как «О вкусах не спорят») Гэри Беккер и Джордж Стиглер, лауреаты Нобелевской премии и основоположники чикагской школы экономической теории, привели убедительные аргументы, почему экономистам не следует ввязываться в попытки понять, что лежит за предпочтениями[193].

Как утверждали Беккер и Стиглер, предпочтения – это часть того, чем мы являемся. Если два человека, познакомившись со всей доступной информацией, все еще не согласны, что лучше, ваниль или шоколад, или стоят ли белые медведи того, чтобы их спасать, то наша предпосылка должна состоять в том, что это нечто внутренне присущее каждому из них. Не каприз, не ошибка, не реакция на социальное давление, а взвешенное суждение, отражающее то, что они ценят. Признавая, что это, конечно, не всегда верно, Беккер и Стиглер доказывали, что именно из такой предпосылки необходимо исходить, чтобы понять, почему люди делают то, что они делают.

Мы с некоторой симпатией относимся к идее о том, что выбор людей является последовательным, в том смысле, что он продуман, а не представляет собой набор случайных капризов. На наш взгляд, мы вели бы себя и покровительственно, и неумно, если бы полагали, что люди в том или ином случае сваляли дурака, только потому, что сами мы на их месте поступили бы по-другому. И все же общество постоянно отвергает выбор людей, особенно если они бедны, якобы для их же блага, например когда мы даем им продукты или талоны на питание, а не наличные деньги. Мы оправдываем это тем, что лучше знаем, что им действительно нужно. Чтобы частично преодолеть подобное отношение – только частично, потому что мы не отрицаем, что в мире существует много ошибочных суждений – мы, в своей книге «Экономическая наука для беднейших стран», приложили некоторые усилия, чтобы доказать, что выбор бедных часто имеет больше смысла, чем мы ему приписываем[194]. Например, мы рассказали в этой книге историю одного человека из Марокко. После того как он убедительно доказал нам, что ему и его семье действительно не хватает еды, мы увидели, что у него есть большой телевизор со спутниковой связью. Мы могли бы подумать, что этот телевизор был импульсивной покупкой, о которой он впоследствии сожалел. Но этот человек заявил обратное. «Телевизор важнее еды», – так он нам сказал. Упорство, с которым он настаивал на своем мнении, заставило нас задуматься, имеет ли оно смысл, и как только мы пошли по этому пути, было не так уж трудно понять, что стоит за этим предпочтением. В той деревне было не так много занятий, а поскольку он не планировал уезжать, то было неясно, что принесет ему хорошее питание, кроме полного желудка; он и так был достаточно силен, чтобы выполнять имевшуюся небольшую работу. Телевидение приносит облегчение от эндемичной проблемы скуки в те отдаленные деревни, где часто нет даже чайной, помогающей избавиться от однообразия повседневной жизни.

Наш марокканец очень настаивал на том, что его предпочтение имеет смысл. Теперь, когда у него есть телевизор, все деньги, как он повторил нам несколько раз, пойдут на покупку еды. Это полностью согласовалось с его мнением, что потребность в телевидении важнее потребности в еде. Но это противоречит представлениям большинства людей и многим стандартным формулировкам экономической теории. Учитывая, что он купил телевизор, когда в доме не хватало еды, можно было бы предположить, что он быстро спустит в трубу любые лишние деньги, поскольку он явно склонен к импульсивным покупкам. Именно поэтому бедным предпочитают не давать в руки наличные деньги. И все же после того, как мы показали в «Экономической науке для беднейших стран», что бедный марокканец знал, что делал, в ряде исследований в разных частях мира было также обнаружено, что, когда случайно отобранные очень бедные люди получают дополнительные деньги от государственных программ, они действительно тратят очень большую часть этих дополнительных денег на еду[195]. Возможно, подобно марокканцу, после покупки телевизора.

Итак, отказавшись от своего недоверия и убедившись, что люди знают, чего они хотят, мы кое-чему научились. Однако Беккер и Стиглер призывают нас сделать еще один шаг и допустить наличие стабильности