Читать книгу "Иного не желаю. Часть 2 - Виктория Витальевна Лошкарёва"

парах, реже — в парах по договору, и уж совсем редко от временных любовниц. Если оборотень не Альфа, не занимает высокое положение в стае — вряд ли у него будет много возможностей с разными самками. А договорной брак и волка чуть придержит, и жизнь наполнит смыслом.

Ты нравишься и мне, и моему волку. Мы, к сожалению, не истинные, но истинные пары находятся редко… Я хотел бы предложить тебе союз прямо сейчас, но прекрасно понимаю, что для тебя это ещё очень рано. — Вспомнив слова Гильермо, я согласно кивнула.

Выходит что так.

— Бета испанской стаи выглядит понимающим парнем. И он на самом деле приложил много усилий, чтобы добраться сюда, — протянула Лика. — Алекс не пускает на свои земли ни людей, ни тем более оборотней просто так.

— Значит, ты на стороне Гильермо? — улыбнулась я. Лика помедлив, осторожно покачала головой.

— Так или иначе, но твоя дочь будет наследницей Валуа.

Ну спасибо! Как будто я об этом не думала.

Мы обе замолчали — каждая из нас погрузилась в свои невесёлые мысли. Хотя почему невесёлые — возможно, у Лики они были куда светлей и радостней, чем у меня.

— Не засиживайся долго, — предупредила меня Лика, поднимаясь со скамьи. День почти догорел — и время откровений, видимо, тоже прошло. — Вечерами здесь холодно.

— Я не долго, — улыбнулась я, оставаясь снова одна.

Нет, не одна — с дочкой, которая сейчас сильно пиналась. Улыбаясь, я гладила свой живот и в то же время обещала себе, что ради дочери, ради себя самой я сделаю всё, чтобы снова не оказаться в лапах Этьена.

Я могу прямо сейчас навсегда запереть тебя в какой — нибудь из дальних комнат необитаемых башен замка. Чтобы не сойти с ума, мне будет достаточно трахать тебя по паре раз на дню, и неважно будешь ли ты привязанная к кровати или прокованная к стене. Я даже могу жениться на самке своего круга, которая станет воспитывать тех щенков, что я заимею от тебя.

Кажется, у Этьена уже тогда был запасной план — на случай, если я не подойду на роль герцогини. И правда, если у оборотней так широко распространены браки по уговору…

Я вдруг отчётливо поняла, что для самого Валуа это было бы идеальным решением всем проблем. Я не француженка, полукровка с проблемным зверем — ну какая из меня герцогиня?

Сглотнув, я перевела взгляд в сторону догорающей зари.

Как забыть его обжигающие поцелуи, проникающие в кровь? Его нежные взгляды, заботливые руки. Его ежедневное (точнее, ежевечернее) чтение малышке и мне на его родном языке — чтобы дочка привыкала к присутствию родного отца, и чтобы я учила французский.

Как забыть его внимательность, его чуткость — когда он ругался с врачами Альфы Баева по поводу моего вегетарианства (и в конце — концов, Этьен оказался прав), его заботу о моей волчице — и ни с чем не сравнимую гордость, когда я впервые почти обернулась.

Не могло это быть всё ложью, не могло!

Я закусила губу, почувствовав, что из моего горла вырывается тихий вой.

Говорят, что риск — дело благородное, но я не могла позволить себе рисковать.

На улице меж тем стало по настоящему свежо — и я пошла назад к замку, по пути натолкнувшись на безмолвную статую — у одной из стен, изображая неподвижный камень, меня караулил Гильермо.

Не задавая лишних вопросов, он поднял меня на руки — и как драгоценный сосуд понёс на второй этаж, в мою комнату.

— Ги…

— Не надо, Тая, — улыбнулся воин с какой- то сердечной теплотой во взгляде. — Не трать свои силы понапрасну. Я обещал, что буду тебе верным другом и надёжной опорой.

Я кивнула, как никогда понимая, что настало время принять окончательно решение.

И все же, так страшно было сделать ошибку!

Только об этом я и думала, когда принимала душ; когда позволила Фернандо наклеить новые датчики (на всякий случай); и когда ворочалась в кровати, не в силах заснуть.

Я горько усмехнулась, понимая, что во всей этой череде быстро меняющихся событий, я не могла быть уверена ни в чем. Кроме, пожалуй, одного: я точно знала, что правильно поступила, сбежав от Этьена с неродившейся ещё дочкой.

Неизвестно, собирался ли он просто держать меня при себе как покорное домашнее животное, или сразу же планировал спрятать куда подальше, выбрав себе супругу из родовитых француженок — но так или иначе, жизни в его стае все равно не было бы.

Только вот…

Я заставила себя дочитать до пятидесяти. Сначала по английски, затем на латыни, а затем… Да, по французски.

Моя дочь родится наполовину француженкой, скорее всего, оборотницей и уж точно наследницей Валуа.

Официальной, законной дочерью Этьена, контролирующего огромную территорию, владеющего бесчисленными активами как во Франции, так и за её пределами.

Н-да…

Когда-то давно Этьен давил на это, предупреждая, что дочь будет стыдиться своей простой матери. И шмотки будут у меня не те, и еда на столе не будет соответствовать высокому статусу рода Валуа.

Я тогда поддалась на его слова. Немного — но поддалась.

Испугалась.

Вспомнила как сама винила в своих бедах то мать, то отца — и напугалась, что мой ребенок тоже станет меня винить.

А сейчас Этьен просто не оставил мне никакого выбора.

Тогда я заставляла себя пользоваться его деньгами, рассчитывая на то, что худой мир лучше доброй войны… Но с Этьеном никакого мира не возможно. Ни худого, ни доброго — одна Война. И поэтому мне следовало как можно тщательнее продумать своё будущее без него.

Деньги? Да, пусть у Валуа имеются деньги, власть и влияние — зато у него нет и никогда не будет нормального микроклимата для ребёнка. Ему просто не хватит душевной теплоты, чтобы вырастить маленькую девочку нормальным человеком.

А что я? Что может обыкновенная сибирячка — полукровка со слабой волчицей?

Внутри меня что — то обиженно рыкнуло.

Прости, девочка, я не хотела. Я знаю, что он — твоя пара, но он распущенный садист, который уничтожит и тебя, и меня… дочку.

Я снова принялась за счёт, чувствуя, как успокаивается что — то внутри меня.

Валуа богат — очень богат… но я всегда могла воспользоваться помощью Альфы Баева. Да, пусть это и будет подачкой, милостыней, но я знала, что Альфа Баев не даст мне пропасть.

И никогда не попрекнёт затраченными усилиями.

…триста пятьдесят девять, триста шестьдесят…

Альфа Баев, пожалуй, был даже излишне великодушен. И почему —