Читать книгу "Эль и Карамель - Анастасия Константиновна Дока"

Не обижайся. Давай в дом. У меня такая новость — закачаешься!

Дверь за Лёшей закрылась.

— В богато обставленном доме толстяка бизнесмена яблоку негде было упасть от всяких разных магических штучек. С детства болевший неизведанным и таинственным, Пончик или Пончиков Андрей Вениаминович, коллекционировал всё, что так или иначе хотя бы имело намёк на волшебство. В огромном скоплении склянок на кухне, как у хорошего опытного повара, можно было найти ингредиенты почти для любого ведьмовского зелья, начиная от способствующего росту волос, заканчивая любовным. Сам бизнесмен никогда не применял их, но с удовольствием хранил, испытывая ни с чем неизмеримую радость.

Пончиков не сомневался: каждый его шаг, каждая приобретённая фиговина магического свойства, немного, но приближает к главной цели. А цель у него была грандиозная — начать апокалипсис. Для осуществления мечты он не брезговал ничем и никем. Поэтому помимо волшебных баночек, статуэток, мешочков, коробочек и великого множества артефактов, вроде китайской копии ЭТО, повсюду валялись дохлые мышки, раздавленные червячки. Хомячки.

В подвале в закрытых мензурках хранилась человеческая кровь.

Из-за людей и хомячков особенно переживал «Пони». Он много раз убеждал брата в полезности зверьков, приводя в пример собственных шпионов, но тот был непреклонен. Не любил он людей, хомяков и всё тут.

Он вообще мало, кого любил.

С трудом перешагнув через волшебное зеркало, змеёй ползущее под ногами, и, протиснувшись через дебри магических растений, «Пони» уселся за стол.

Только там, за круглым широким и отполированным до слепящего блеска столом, Пончиков разрешал вести беседу.

Лёша сидел, молча, не решаясь заговорить первым. Видел, в каком нетерпении и сладостном томлении находится брат.

Пончиков же выдержал длительную паузу, затянувшуюся по всем театральным меркам и провозгласил:

— Зомби быть! Они не могут не быть! Вернее, они будут! Не зря я, Лёшка, столько лет угрохал на поиски. Не зря мечтал, грезил о власти. Грядёт новая эра. Моя эра, Лёшка.

Брат кашлянул.

— Наша! — поправился Пончиков. — С раннего детства я убивал тех, кто знал хоть что-то об Ачха. И вот момент истины настал: они мертвы, а я жив. В моих руках сделать всех рабами.

Лёша смотрел с удивлением.

— Не рабами, конечно. Глупость сморозил. Моими помощниками. Нашими. Люди будут помогать мне, нам, творить добро. Мы свергнем власть, мы завоюем космос, мы… Впрочем, планов много. Пускай, некоторые останутся тайной. — Улыбнулся бизнесмен. — И всё, Лёшка, почему? Потому что я продолжал надеяться, верить. Не опускал рук, не чурался чужой крови. Оставался верен своей мечте. Апокалипсис грядёт. Я знаю, как превратить людей в зомби. Знаю, что надо сделать! — замолчал, пытаясь отдышаться. Грузного бизнесмена редко хватало на столь продолжительные речи. Обычно он обходился парой грозных ругательств или воодушевлённых слов.

— О твоей находке писали в журнале, — тихо заметил Лёша.

— Не… читал. Я был… так занят, что мне… не было дела… до всякой чепухи.

— Люди могли обеспокоиться, — нервно предположил «Пони». — Я думал, что ты прикрыл «Сплетни».

— Так это… они? Принеси мне сока. В холодильнике на верхней полочке апельсиновый.

— Ты совсем не обеспокоен?

— Сока, брат, сока.

— Да подожди ты с соком! Журнал популярный, а ты пустил статью на самотёк?

— Если ты не принесёшь сока, я тебя убью.

Лёша побледнел.

— Шучу, Лёшка. Я передумал: не апельсиновый, а томатный.

От широкой улыбки старшего брата ёкнуло сердце.

Он принёс сок, а заодно бутерброд с ветчиной, помня, как Андрюха, маленький и не такой кровожадный мальчик, как нынешний, за один присест уминал целую палку. Потом мучился с животом, но чувствовал себя счастливым. Лёше казалось, в этом почти что каждонедельном ритуале присутствует ненормальное чувство удовлетворения. Больное какое-то. Но родителям по этому поводу ничего не говорил, а когда те ушли в мир иной — вспоминать об этом не хотелось — и вовсе начал воспринимать все причуды брата как должное. Травма из-за увиденного и бла-бла-бла. Сейчас, глядя на крошащего булку Андрея, разрывающего ветчину диким зверским оскалом, мало похожим на человеческий, он уже думал совсем по-другому. Случай с родителями не казался несчастным случаем, а странности брата всего лишь последствиями травмы. И от этого ледяной холод пробирался в самое сердце.

Лёша был по-настоящему напуган.

Андрей, как ни в чём не бывало, с истинным наслаждением дожевал бутерброд, допил сок, залив добрую часть алой рубашки, и, не замечая мокрой липкой ткани, вернулся к своим кровожадным мечтам. Он, словно, позабыв, о присутствии Лёши, закрыл глаза и начал вслух с упоением рассуждать о последних трёх убийствах, о будущих победах. О троне, что он займёт, когда люди превратятся в зомби — его личных рабов. Ни словом не обмолвился о младшем брате. Даже звуком не выдал своего восхищения, а ведь это именно Лёша выискивал женщин, он, меняя внешность на убитых, являлся за следующей. Он же помог убить Карамелиных, когда понял, что они могут навредить его драгоценному брату. Андрей будто всё забыл.

Страх смешался с обидой. Лёша поднялся из-за стола, осторожно, крадучись, добрался до двери и шмыгнул на улицу. Ему хотелось обдумать новое чувство, вспыхнувшее в груди. Он бежал, сломя голову, прочь от дома, где прошло его детство; нырял из портала в портал, стараясь избавиться от неприятных мыслей. Оказался на изумительном острове. Сюда обещал перенести Василия, когда тот выполнит свою миссию. Ах, Вася, Вася, бедный хомяк. Он ещё не знал, что вернуть его в человеческий облик можно лишь ценой чьей-то жизни.

Сообщение застало врасплох. Алексей, злясь и нервничая, поднял глаза на экран. Мада…

«Беги, спасайся. Я верю тебе!» — писала она.

Её слова больно ранили Лёшу.

***

В штабе обещали бросить все силы на поиски убийцы, но предупредили: «Пони» не так прост. За ним стоит кто-то могущественный, что доказывает изученный протез — он был магическим и очень недешёвым, а также та тщательность, с которой скрывали настоящее имя убийцы.

— Будет непросто, — сказал мужской голос, главный в штабе, и связь отключили.

Ася, уставшая переживать, вздохнула, вложив в этот вздох все свои тревоги,