Читать книгу "Любовь как вредное пристрастие - Стоев"

блестели глуше, посетители вели себя прилично и скучно, забегая на чай, чашку кофе и сэндвичи, а танцпол был погружен в унылую темноту.

— Что вообще стряслось? Тебя, кстати, искали еще и родители. Оборвали все провода, бедняги в панике.

— Все прекрасно, — я опрокинул в себя стопку, взялся за сэндвич. — Родители, говоришь, искали?

— Да. А еще сестра. Она даже заходила ко мне. И сказала, что вы с женой окончательно порвали. — Маргарита аккуратно расставляла слова, тщательно подбирала их. Невольно насторожился. Что за интриги плетутся? — И после ее рассказа мне стала понятна причина твоих прогулов. Я прикрывала тебя потому, что собиралась все исправить.

— Ты меня запутала, — я бросил сэндвич на тарелку. Во-первых, он был каким-то мерзким на вкус, во-вторых, понятия не имел, за каким чертом его заказал, есть совсем не хотелось. — Выкладывай все по порядку.

— Ты вообще где сейчас? — спросила по-деловому Марго.

— А тебе какая разница? — ощетинился я.

— Информация за информацию, — отрубила нахалка.

— В диско-баре на Пушкина, — выплюнул зло. — Довольна? Выкладывай теперь.

— Всего квартал до работы, заглянешь, может? — хохотнула собеседница.

— Не планировал. Что там? Я жду.

— Какое-то время назад я думала, что у вас с Нелли все налаживается, ты был каким-то успокоившимся, счастливым. У меня были кое-какие сведения, касающиеся причины вашего развода. И я решила оставить их при себе, раз все нормально и вы сумели разобраться сами. Но в четверг утром, когда ты не явился и твоя испуганная мать позвонила, поняла: все плохо, хранить такие вещи в секрете больше нельзя.

— И что за сведения? Что за туман ты тут напустила?

Злясь, я взъерошил встрепанные волосы, расстегнул две верхних пуговицы рубашки, обнаружил, что она отвратительно грязная, и скривился.

— Эти сведения тебе передадут. Просто оставайся на месте, ладно?

— Черт, Марго, — зашипел я. — Мы что, в шпионском триллере, по-твоему? Скажи по телефону!

— Оставайся на месте и жди. И все сам узнаешь.

Я ухмыльнулся:

— Знаешь, мне похрен! Развод был верным решением, а эти чертовы пятницы — ошибкой. Что случилось, то случилось, и это не в силах изменить никакие твои джеймсбондовские игры. Пока!

Сбросив вызов, я выключил телефон, откинулся на спинку диванчика, удовлетворенный. Выдохнул.

Надо еще выпить.

Минут через пять пара доз спиртного выдула этот разговор из моей головы, я снова медитировал, погружаясь в свое обычное состояние смертельной апатии и небытия, выключался из реальности.

Мне не было ни хорошо, ни плохо. Мне было никак — и это то, ради чего пришел сюда и заплатил за бутылку. Поставив локти на стол, я спрятал лицо в ладонях и как будто задремал. Дернулся, когда кто-то чувствительно толкнул меня в плечо.

— Егор? Егор, слышишь меня?

Осколки реальности задребезжали звуками знакомого голоса и вдруг сложились в целостную картину: темная полировка столика, усыпанного крошками от сэндвича, засыхающего на тарелке, залитый ярким светом дискобар, и кто-то сидящий на диванчике рядом. Кто-то, кто пользуется тонкими и изысканными духами и говорит, как ангел.

Вскинув голову, я увидел устроившуюся напротив меня Элеонору.

Глава 8. У моря женского коварства

— Вот так сюрприз, — просипел я, криво ухмыльнувшись. — Желаешь присоединиться? — кивнул на бутылку.

Нелли, нервно покосившись на спиртное, прикусила губу, заправила за ухо мешающийся локон, резко качнула головой в отрицании. Посмотрела на меня с болью и укором так, что, будь у меня совесть, она тут же подвесила бы меня за яйца. Но совести у меня нет — экзекуция отменяется.

Я оглядывал простую одежду экс-супруги (серую толстовку, голубые джинсы), чуть неряшливую прическу, лицо без макияжа, бледное и осунувшееся, и ждал, когда же ненависть рухнет на меня многотонной плитой и погребет под собой основательно или же спалит огонь бешенства, или, на худой конец, обида скрутит сердце. Но нет. Ничего не чувствовал.

Думал ли, что когда-нибудь взгляну на Вишенку и внутри ничего не отзовется? Абсолютно точно — нет.

Эта женщина буквально убила меня своими поступками и словами, и я теперь свободен и восхитительно мертв. По идее, Элеоноре Вишневецкой светит уголовная статья, но затрахаюсь ведь доказывать, насколько она хладнокровная убийца.

— Ну раз нет, дверь там, — равнодушно отвернулся от нее и потянулся к бутылке. Ее внезапно перехватила рука Нелли.

— Ты должен остановиться, — сказала, нет, приказала Вишневецкая.

Я оторопел. Едва успел поймать решительный и холодный взгляд глубоких зеленых глаз, как она встала и направилась к бару. Бутылка направилась вместе с ней…

Проклятье на мою голову! Каким ветром жену вообще сюда принесло? Все складывалось идеально, пока… Пока не позвонила Марго. Что она там сказала? «Тебе передадут сведения, оставайся на месте». Неужели ушлая секретарша и Вишневецкая вступили в сговор? Это трижды хреново.

Нелли вернулась с чашкой кофе, над которой поднимались струйки пара. Осторожно поставила ее передо мной, даже придвинула поближе.

— Пей. Как только чуть придешь в себя, мы поговорим.

Я рассмеялся.

— Дорогая, а нам есть о чем беседовать? Не побожусь, но темы для разговоров давно иссякли. Так что верни мою бутылку и убирайся.

Губы Элеоноры задрожали и на миг мне показалось, что она вот-вот расплачется. Вздохнув, она прикрыла глаза, а через секунду с мукой хрипло выдавила:

— Это сделала Надя Проклова. Это она написала мне, сообщила, в каком кармане искать…

До меня не сразу дошло. Но когда дошло, брови в изумлении взлетели на лоб, а сердце дернулось и стукнулось о ребра, заставляя почувствовать, что все-таки не мертв, какие-то эмоции пока остались.

Глухо выматерившись, я откинулся на спинку диванчика и уставился на Нелли.

— И? Как ты это узнала? Для чего она вообще это сделала? Выгоды никакой она не получила.

Жена упрямо покачала головой и твердо произнесла:

— Пей кофе, приходи в себя, и только тогда мы поговорим.

Я нахмурился. Ультиматум мне ни с какой из сторон не нравился, но, бля, если я стал жертвой женских интриг, то верх тупости продолжать спиваться из-за этого. Не лучше ли протрезветь, прийти в согласие с самим собой и своей дерьмовой жизнью и покарать всех, кто сломал ее? Ну на ближайшие недели определенно лучше.

Пока цедил обжигающий кофе, мы молчали и не смотрели друг на друга. Я вдруг разозлился и на себя, и на бывшую, и на Марго: последнее дело — предстать перед Вишневецкой вот таким опустившимся, бомжеватым и психованным. Проклятое дерьмо, как же гадостно чувство унижения. Я должен цвести и пахнуть, источая довольство жизнью и полный пофигизм, Элеоноре и всем недоброжелателям назло.

Дальнейшее тоже не способствовало возвращению собственного достоинства. Когда кофе