Читать книгу "Как опасно быть женой - Дебра Кент"

– Ты здорово целуешься, – улыбается Эван.

– Ты тоже, – отвечаю я.

– Было хорошо, – говорит он.

– Спасибо.

– Я пойду? – спрашивает он.

– Конечно. Надо же мне все-таки поработать.

Я умираю от желания поцеловать его снова.

Я тысячу раз мысленно проигрывала этот момент и теперь потрясена: все вышло совсем не так, как я себе представляла. Я думала, что буду сопротивляться. И не сопротивлялась. Что буду сожалеть о содеянном. Не жалею. Думала, буду клясться себе, что такое никогда, никогда не повторится. Ничего подобного. Я просто сижу одна в кабинете, и у меня кружится голова. Я звоню мужу, но он не берет трубку.

Глава десятая

Размышляя об ужине с родителями Майкла, я говорю себе, что это не может быть хуже рентгена с барием, который куда болезненнее, чем роды. Даже если вспомнить мучения с Люси, двадцать семь часов адской боли в спине, когда ее огромная башка настойчиво била меня в позвоночник, а я умоляла врача о кесаревом. Но бариевый рентген, который мне назначили, чтобы выяснить происхождение хронических болей в животе, был намного хуже: в мой несчастный кишечник накачали холодного воздуха, и рентгенолог, спрятавшийся за непроницаемым стеклом, с помощью дистанционного управления крутил меня в воздухе, как свинью на вертеле. Теперь, с ужасом ожидая какого-то события, я утешаюсь сознанием, что оно все равно лучше контрастного рентгена. Советую вам тоже как-нибудь попробовать.

– Мы пришли! – кричит Кэтлин, переступая порог. – С подарками!

Кэтлин Флэнеган одевается лучше всех, кого я знаю. И всегда старается представиться удачливой распродажной охотницей. Непременно расскажет, что заплатила два доллара за розовый замшевый ремень с бахромой в “Маршалле”, пять долларов за сапоги в “Ти Джей Макс” и девятнадцать – за пальто в “Нордстроме”.

Конечно же она врет. У моей свекрови куча денег – ее отец запатентовал три медицинских прибора, а она была единственной наследницей, – но ей не хочется, чтобы об этом знали. Она не стесняется пользоваться пенсионной карточкой на скидки, любит дешевые ранние завтраки в ресторанах и утверждает, что все ее вещи, от новой дорогущей сумки до туфель на шпильках от Гуччи, стоят не больше шести долларов. Топазовое кольцо? Вы удивитесь: четыре девяносто пять. Бархатная сумочка от Кейт Спейд? Два доллара на дворовой распродаже! Я, например, не могу припомнить, когда в последний раз покупала что-нибудь за два доллара. Даже журнал. А уж туфли?

– Ты не поверишь, как мне повезло. – Кэтлин показывает гигантскую торбу с надписью “Луи Вуиттон”, которая, наверное, обошлась ей в сумму не меньшую, чем взнос за наш первый дом. – Двадцать семь долларов на аукционе в Интернете. – Она лезет внутрь и достает три ярких свертка. – А где дети? Бабуля принесла подарочки!

Я зову детей. Они привыкли не ждать от бабули многого. Кэтлин не жалеет денег на себя, но становится жуткой скрягой, когда речь заходит о других. Люси она купила (а может, отрыла в мусорном баке) толстовку с изображением диснеевского персонажа, который родился и умер задолго до появления на свет моей дочери. При ближайшем рассмотрении оказывается, что персонаж даже не диснеевский, а какой-то подражательный, блеклый и нечеткий. Ему явно не хватило харизмы для проникновения в массовую культуру.

– Ну разве не прелесть? – курлычет Кэтлин, прикладывая толстовку к груди. – Я ее как увидела, сразу поняла: это для моей любимой внучки!

Кейтлин получила пушистого заводного цыпленка (она перекрутила завод, и игрушка тут же сломалась), а счастливца Джейка одарили тремя парами носков с эмблемой “Харлей-Дэвидсон”. К чести бабушки надо сказать, что она сама вспомнила об интересе внука к мотоциклам. К сожалению, на бирке указано, что носки – женские, размер 9—11. По-видимому, Кэтлин отхватила их на блошином рынке за доллар. Дети мрачно взирают на обретенные сокровища.

– Что мы скажем ба-а-абушке? – намекаю я.

– Спасибо, бабуля, – звучит заученный ответ.

– Не за что, не за что! – машет руками та. – Вы же знаете, бабуля обожает своих внучат!

Конечно, грех жаловаться. Майкл часто дает понять, что его родители, по крайней мере, не забывают о наших детях. Моя мать материализуется у нас один раз в год, обычно по дороге куда-то еще, и требует, чтобы ее называли Тина. “Никаких “бабушек” и “бабуль”! Нечего напоминать мне о возрасте”. Словом, я стараюсь быть благодарна родителям Майкла.

– Слушай, знаешь анекдот про польскую лесбиянку? – интересуется Джим.

– Нет, па, не знаю.

– Она любила мужчин. Поняла? Любила мужчин!

Я оглядываюсь на детей. Но они дружно ушли в гостиную смотреть передачу про змей, бросив бабушкины подарки на журнальном столике.

– Ой, Джулия, до чего ты серьезная! – вопит свекор. – Побольше бы вам легкомыслия, юная леди.

“Мне уже говорили, – думаю я. – И вы не представляете, насколько его у меня прибавилось”.

Майкл качает головой и бросает в мою сторону сочувственный взгляд.

– Оставь ее, пап.

В начале знакомства я была очарована родителями Майкла. У моего предыдущего молодого человека родители были тихие, как монахи, зато эти горлопанили вовсю. Мне нравился и грубоватый остряк Джим, и стильная Кэтлин, и то, что она советовалась со мной, как с равной. “Джулия, – говорила она, выволакивая откуда-то громадные альбомы с образцами тканей, – мне нужно твое компетентное мнение. Что тебе нравится больше? Цветочки или полоска? Хоть я, конечно, не могу себе позволить сменить обивку”. Мы сидели на диване, листали альбомы, Майкл с отцом смотрели телевизор, и я была польщена, потому что Кэтлин как будто действительно интересовало мое мнение.

Я тогда не понимала, что родители Майкла, как клоуны, бесконечно пререкаются по всякому поводу. Они никогда и ничего не могли решить, ни за что не извинялись и временами поднимали такой крик, что соседи вызывали полицию. Майкл рассказывал, что его предки однажды ругались с “Любви по-американски” до шоу Джонни Карсона, и почему? Кэтлин сказала, что, когда выходила замуж, у нее был четвертый размер одежды, а Джим возразил, что седьмой. Однажды Джиму не понравилось, как Кэтлин загружает посудомоечную машину, и он потребовал, чтобы она посмотрела на “единственно правильный способ”. Они ругались до вечера, а потом Кэтлин убежала из дома, сняла номер люкс в “Бест-Вестерн” и вернулась только утром, когда ее сыновья завтракали лимонадом со “сникерсами”. Из трех сыновей Кэтлин и Джима один стал весьма вздорным мужем – сейчас в разводе и крайне недоволен жизнью, другой вообще не захотел жениться, а младший скорее уткнется в телевизор, чем будет ссориться. Для тех, кто не догадался, этот последний – мой муж.

Я убираю тарелки и вдруг слышу телефон. Люси подбегает, хватает трубку.

– Мама на кухне. А кто это?

Я не ясновидящая, но абсолютно точно знаю, что моя дочь разговаривает с Эваном Делани. С поцелуя у меня в кабинете прошло всего несколько дней, и больше ничего не было, не считая пары вполне безобидных электронных писем. Я отсылаю Люси в гостиную, к остальным, и, готовясь ответить, успеваю представить, как Майкл берет телефон наверху, подслушивает наш разговор, несется вниз, вырывает трубку у меня из рук и требует развода. Ничего такого, разумеется, не происходит. Майкл благополучно спорит с отцом, честно ли университет Виллановы выиграл национальный студенческий чемпионат в 1985-м, и ничего не слышит.