Читать книгу "Русалочка должна умереть - Соро Кет"

Ведь Ральф был мальчиком, когда тот родился и не видел, как вырос и возмужал его Чемпион.

Семья протрезвела разом.

Чужого? К Цезарю? Без справок о прививке от бешенства и отсутствии лишая? Кто этот мальчик? Кто он для Себастьяна?

Родились сплетни, помчались слухи, бедные и заносчивые родственники, что были холодны с Ральфом, пожалели, что родились на свет. Жених, с которым отец был холоден, как шампанское, откусил кусок своего бокала и прожевал. Графиня-мать плакала, графиня Марита сидела бледна.

И только Ральф, идиот, ничего не понял. Решил, что он пришелся не ко двору и граф в своей доброте, увел его подальше от приличных людей, чтобы представить конюхам и посадить за нарды.

– Вспомни, что предшествовало свадьбе, – сказала я. – Вспомни, за что Филиппа турнули из семинарии. Вспомни, как вы с дядей Мартином на два голоса пели, что Филипп – вовсе не гей. Возможно, он просто хотел утешиться. Хотел получше тебя узнать…

– Тогда почему он ни разу не пригласил меня в приличное общество? Не пригласил меня на премьеру оперы, не позвал в театр, не позвал на благотворительный вечер Мариты!..

Я прямо закудахтала со смеху, представив себе Себастьяна, который не просто идет на вечер жены, но еще и друзей приглашает. Зрелище было таким живым, что смех клещами открыл мне рот и вырвался на свободу.

Чуть не упав со стола, я расхохоталась.

– Однажды, когда Себастьяну понадобилась пристройка к конюшне и Марита сказала: ладно. Пристройка в обмен на прием какой-то пары молодоженов из музыкально-художественного мира. Женой в той паре тоже был муж и можешь себе представить, как граф нуждался в пристройке, раз согласился!..

…Граф сказал да. Все было на высшем уровне, с демонстрацией салфеток и гобеленов. Даже арфистка была.

И когда Марита решила, что худшее позади, а муж сменил свои заводские настройки на толерантные, кто-то из молодоженов сказал, что они вот-вот станут папами. Сразу оба. Себастьян заинтересовался.

– Что же вы сразу не рассказали? – воскликнул он. – У меня в заводе два жеребца и я хочу их скрестить.

Молодожены дрогнули и тот, что был помоложе, возмущенно сказал:

– Скрестить жеребцов друг с другом? Вы с ума сошли?! Это же нереально!

– Странно! – ответил граф. – Я собственными ушами слышал, как этот хрен сказал, что вы, ребята, станете папами.

…Ральф усмехнулся.

– …и это – далеко не самое худшее, что он устраивает, когда приходит на благотворительный вечер. И я не думаю, что он когда-то ходил в театр. Разве что во имя спасения Цезаря.

– Да, я что-то такое слышал.

– А то, что Филипп так и не смог вернуть его уважение?

– Тоже. Да.

– Цезарь теперь важнее Филиппа, – сказала я. – По крайней мере, для Себастьяна. То, что тебя посреди свадьбы Фила повели к Цезарю, это все равно что тебе вручили медаль.

– Странный вывод.

– Себастьян сам странный.

– Ну, если я и впрямь, от него, то ты не можешь винить меня в странностях…

– О, с женщинами он нормально себя ведет. Целует руки, говорит штампами, типа: «Где ж вы были, пока я не был женат?!» И пока они прикидывают, где были, Себастьян ведет их в опочивальню…

Ральф рассмеялся. Мне было несмешно. Ревность опять некстати и не к месту проснулась. Я даже Филиппа не ревновала к его «моделям». С чего мне ревновать Себастьяна к его «мустангам»?.. Еще и с Джессикой спал!

Упершись лбом в плечо Ральфа, я все еще пыталась это обмозговать, когда он положил ладонь мне на талию и еще крепче прижал к себе. Какое-то время мы молча сидели так, – не дыша, прислушиваясь к стуку сердец друг друга, потом Ральф то ли приказал, то ли попросил:

– Поцелуй меня.

Я поцеловала…

…Тетушка к тому времени, конечно, спала поэтому ничего не слышала.

Ни звенящей дрожи фаянсовых тарелок в столе, ни частого стука кроватной спинки о стену. Лишь, когда мы познали друг друга в библейском смысле и нежным шепотом завели посткоитальный дискус, тетя строго крикнула в коридор:

– Ральф! У тебя завтра утром месса!

Так-то, падре! Отпустите себе грехи и спать!

ЧАСТЬ 4.

I Верена

А утром он снова пошел служить…

Я ощущала себя порочно-взрослой и очень красивой. Такой, как Джесс. Сегодня, я и была Джесс. Сидела в самом первом ряду, в самом красивом из трех своих черных платьев. И мой мужчина, стоя перед общиной, читал ей проповедь. Я слушала, едва осмеливаясь дышать. Ярко-красный молитвенник с серебряным обрезом страниц, казалось, светился. Как фонарь над борделем.

– Он потрясающий, правда? – шепнула я, задыхаясь от восхищения.

Мне хотелось плакать.

– Виви, – сказала тетушка, сжав мою ладонь. – Не сейчас, не здесь…

И в первый раз, я поняла, что значило быть Джессикой. Это малышка-Ви имела право открыто любить своего красивого «дядю» и задыхаться от обожания. Малышка Ви всегда была в кого-то, да влюблена… У Джесс таких привилегий не было. Я стала взрослой, Ральф – запретным плодом. Верене предстояло захлопнуть рот и сидеть спокойно.

Я была не в том возрасте, чтобы впадать в религиозный экстаз.

– Сегодня мы обедаем здесь, в церкви, – шепнула тетя. – В конце месяца Ральф всегда дает обед за свой счет… Это у нас традиция. Твой… эм-м-м, дядя всегда говорил, что священник должен быть близок со своей паствой… М-м-м… я имею в виду, – она покраснела, – в платоническом смысле.

Я рассмеялась.

– Ах, боже мой! Я уж испугалась, меня отправляли домой без оргий!

Тетушка покраснела еще сильней. Машинально погладила жемчуг. Он имел над ней какую-то роковую власть. Я смутно догадывалась, что тетя нервничает из-за обеда. Боится, что кто-то что-то у меня спросит, а я отвечу что-то совсем не то.

А еще понимала, что ночью тетя все слышала и пылала ярче костров. Просто не смела сделать нам замечание. Из-за этого жемчуга?..

– Не нервничай, – шепнула я тете, притворившись, будто поправляю на ней колье, чтобы герб лежал аккуратно посередине. – Я будущая светская львица. Меня воспитывали в притворстве и лжи.

– Э-э, что? Я не понимаю!

Я улыбнулась: тетушка Ральфа никогда не умела врать.

– Твои секреты умрут со мной, прекрасная госпожа, – проскрипела я и сжала ее холодную, дрожащую руку. – Ты моя тетя со стороны Броммеров…

– Дальняя родственница Миркаллы, – чуть слышно выдохнула она.

– Которая скончалась от пневмонии, аминь!