Читать книгу "Ричард Длинные Руки - вице-принц - Гай Юлий Орловский"

— Покрой платья одно, а костюм амазонки…

— Главное, — объяснил я, — как будете держаться. Если начнете мяться и стесняться, все поймут, что с вами что-то не в порядке. И даже увидят, что именно, как вы понимаете тоже. А если гордо и величественно, глядя свысока и не отводя взгляда, то вы утвердите свою манеру, и все примут это как данность.

Она прошептала, вся дрожа и покрываясь красными пятнами:

— Ой, я не могу… Я слишком труслива…

— Алиенора смогла, — напомнил я.

— Она отважная!

— Такой ее видели, — уточнил я, — но что она чувствовала на самом деле? Какой была внутри?

Она вздрогнула и уставилась в меня блестящими глазами.

— Вы думаете?

— Многое не такое, — сказал я мудро, — каким кажется.

Она судорожно вздохнула и попросила вздрагивающим голосом:

— Отвернитесь.

Я с готовностью повернулся к ней спиной и начал озирать дальний лес, а она, судя по шелесту, торопливо расшнуровывала платье спереди.

Похоже, то ли передумывала, то ли впадала в ступор от дерзновенности своего жеста, но я ждал долго, наконец она произнесла уверенно, но весьма дрожащим голоском:

— Мы можем ехать.

Я повернулся и, стараясь даже не замечать дивной белизны правую грудь, вершину которой венчает ярко красная земляничка, кивком подозвал Зайчика.

— Тогда в путь!

Бобик прыгал вокруг нас, мешал подсадить ее в седло, а она сказала с бледной улыбкой:

— Бобик, будь со мной… С тобой мне почти не страшно..

Наши кони пошли ноздря в ноздрю, я смотрю прямо перед собой, Лиутгарда в своем прекрасном платье-костюме держится в седле как приклеенная, взгляд тоже устремлен вдаль, щеки полыхают ярким румянцем, до чего же идет ей этот темно-зеленый цвет, что так оттеняет румянец и… гм, я же не смотрю, но все равно вижу, мы такие, ценители прекрасного…

Бобик убегал далеко вперед, ловил и приносил дичь, я хвалил сдержанно, и так старается чересчур, что-то принайтовывал за спиной у седла, что-то втихую выбрасывал, пока Бобик где-то носится.

Глава 2

Лиутгарда то ускоряла бег своей сверкающей шерстью лошадки, то придерживала, всякий раз выпрямляясь и слегка откидываясь всем корпусом. Я помалкивал, прекрасно понимая, что она мысленно проигрывает разные варианты появления среди мужчин, повторяет слова, которые следует произнести, и отрабатывая мимику, которую нужно держать на лице.

На западе солнце покраснело и начало клониться к горизонту, облака стали багровыми и замедлили неспешное движение, а потом и вовсе застыли.

Бобик появился вдали, мчится навстречу, без добычи, а когда подбежал к нам, весело гавкнул и подпрыгнул на всех четырех.

Лиутгарда спросила настороженно:

— Что это с ним?

— Он встретил людей, — объяснил я.

— Каких?

— Не знаю, — ответил я честно. — Вроде бы вартенские лорды еще не должны подойти. Даже, если бы у них оказались такие же кони, как у тебя…

— Таких больше нигде нет, — ответила она гордо.

Я кивнул.

— Да, конечно, да еще на всю армию. А без нее лорды не выедут слишком далеко вперед.

Впереди поднялась пыль, засверкали искры на металле, а через некоторое время из желтого облачка выметнулись храпящие кони, идущие галопом.

Я всмотрелся, напрягая зрение.

— Так вот почему этот морд так обрадовался…

— Его знакомые?

— Еще какие, — заверил я.

Через несколько минут уже и Лиутгарда могла рассмотреть лица Норберта Дарабоса и около сотни скачущих за ним всадников.

— Господи, — прошептала она, — дай мне силы…

— Он дает, — заверил я. — Только удержите их, принцесса!

Она, бледная и решительная с виду, но с красными пятнами волнения на лице, гордо выпрямилась и смотрела покровительственно-надменно на приближающихся всадников на усталых конях.

Норберт спрыгнул на землю и на подгибающихся от долгой скачки ногах поспешил ко мне.

— Ваше высочество!

Он взглянул на Лиутгарду и онемел. Принцесса от волнения слишком натянула повод, и ее рослая кобыла, удивительно пропорционально сложенная для стремительной скачки, встала на дыбы и, обиженно заржав, заколотила в воздухе копытами, на которых остро свернули серебряные подковы.

Норберт, конечно, смотрел не на ее лошадку, глаза полезли на лоб, он прошептал:

— Прошу прощения…

— Принцесса Лиутгарда, — произнес я церемонно, — это глава всей моей легкой конницы, что постоянно растет, а также генеральный разведчик, так сказать, барон Норберт Дарабос!

Норберт склонил голову, иначе так бы и не смог оторвать взгляд от ее ослепляюще-белой груди. Лошадь Лиутгарды опустилась на все четыре, но все еще поглядывала по сторонам с таким видом, словно выбирала, кого разорвать в клочья.

Не касаясь ее боков шпорами, Лиутгарда послала ее к нам ближе, на лице победная улыбка, только я один в глазах надменной принцессы вижу страх и запоздалое желание ринуться в нору, забиться там в самый дальний уголок и трястись от ужаса.

Я соскочил на землю, быстро подошел к якобы воинственной амазонке и, преклонив колено, подал руку. Она соскочила легко, едва коснувшись колена и моей склоненной головы, а я, не выпуская ее руки, повернулся к Норберту и остальным всадникам, что поспешно спешились и все преклонили колена.

— Ваше высочество, — сказал я, — позвольте представить вам наших армландских героев! Вы даже не слышали о такой стране, а она прекрасна…

Она слушала, как я представляю ей склонившихся воинов, имена всех в моей памяти врезаны накрепко, а им льстит безмерно, что помню лично каждого, но все равно смотрят не на меня, морды, а на раскрасневшуюся принцессу со звездно блестящими глазами и обнаженной правой грудью, но настолько величественно надменную, что всякому ясно, эта вот обнаженная грудь — часть одеяния принцессы королевской крови, и ничего больше. Значит, так надо, им тут в Бриттии виднее. Судя по принцессе, это просто прекраснейшая страна, восхитительная…

Она чуть присела, только я улавливаю ее растерянность, нужно ли делать это сейчас, когда она в мужском платье, и тут же вскинула руку и сказала сильным, как ей казалось, голосом:

— Спасибо, друзья!.. Не перевелись еще настоящие рыцари и настоящие мужчины!..

Все воины уже поднялись по моему жесту и, гордо подбоченившись, смотрели на нее с восторгом. Кто крутит усы, кто делает надменное лицо, но все откровенно пожирают ее глазами, ибо после быстрой скачки Лиутгарда дивно хороша с разрумянившимся лицом, блестящими от возбуждения глазами и вздутыми от прилива крови ярко-красными губами.