Читать книгу "Грешница - Сьюзен Джонсон"

— Как уютно, — сказала Челси. Произнося эти слова, она подумала, как не соответствует ее эмоциональное состояние такому совершенству. Но комната была скорее спальней, чем гостиной: кровать напоминала роскошный шелковый цветок, мебель состояла не из предметов, а из произведений искусства, все блистало радугой красок и внешним богатством.

Стоя на пороге комнаты, она оглянулась. Синджин стоял за ее спиной и смотрел на нее.

— Я часто так думал, — сказал он с улыбкой, позабавленный ее впечатлением, но понимая ее чувства. Он выбрал эту комнату много лет назад из-за ее цвета и нормальных размеров. — Тебе следует попробовать кровать, — сказал он странно спокойным голосом. — На ней спала королева Елизавета, когда останавливалась здесь.

— О… — С губ Челси слетел мягкий круглый звук, ее роскошные губы немедленно сделались соблазнительными для хозяина дома, который обнаружил, что его спокойствие неожиданно было нарушено. — Ты думаешь о ней, когда спишь здесь?

Он, конечно, не думал: девственницы-королевы были за пределами его эмоциональных интересов.

— Иногда, — соврал он, потому что ее реакция и затаенное дыхание ожидали утвердительного ответа.

— Я знала это. — Улыбка Челси появилась так неожиданно, что вызвала у него страшное возбуждение.

— А теперь ты меня обнимешь? — сказала она, стараясь быть такой же спокойной, как Синджин, но все это было очень новым.

— О, да, — сказал он странно хриплым голосом.

Он подошел к ней бесшумно, как огромная пантера, и взял ее на руки. Улыбаясь лиловой глубине ее глаз, находящихся всего в нескольких сантиметрах от него, он прошептал:

— Я хотел бы запереть тебя от всех… хочу, чтобы ты всегда была только со мной. И я схожу с ума, думаю, оттого, что говорю это.

— Чувствуешь… Я дрожу, — прошептала Челси, — …хочу тебя. И я, должно быть, тоже сумасшедшая, потому что не должна вовсе здесь находиться.

— Но ты здесь, — произнес он, и эти слова прозвучали как странное заявление о собственности.

По ней пробежала дрожь, от безумного желания и предвкушения силы и власти Синджина, от его небрежных легких объятий.

— И я не могу уйти…

— Я не отпустил бы тебя, — сказал он категорично и величественно хриплым голосом, — даже если бы ты захотела. — Он двигался к кровати, представляя, как в действительности смог бы задержать ее, удивляясь неистовости своих мыслей, еще более изумляясь безграничной силе своих чувств. — Я не знаю, смогу ли быть нежным, — предупредил он, испытывая непривычную неукротимость.

Она ответила горячим поцелуем, ее руки на лице Синджина были такими же страстными, как поцелуй.

Оторвавшись от его губ, она подняла лицо и прошептала:

— Я знаю, что не могу быть нежной, поэтому берегись.

В тот полдень они были как молодые разбойники в комнате с драгоценностями, безумные, ненасытные, жадные, — их потребность друг в друге не иссякала.

Вечером Синджин покинул кровать, чтобы открыть окно и впустить прохладный вечерний воздух. Стоя перед окном, он нервно дышал, ощущая сильное душевное волнение.

Ослабев от сексуального избытка, Челси любовалась высокой фигурой Синджина на фоне лавандового неба. Она не знала раньше, как желание может управлять умом и телом, разжигая такую потребность, что исчезает весь мир. Она не знала до сегодняшнего дня, что Синджин Сейнт Джон так просто может заставить ее столь сильно желать себя.

— Вернись, — сказала она.

«Нет, — подумал он, — мне не следует». Он нервничал оттого, что так хотел ее, все еще.., после половины дня. Бесконтрольное чувство.., и это у мужчины, который всегда считал женщин в большинстве своем развлечением, временным развлечением.

— Иди ко мне, — снова сказала Челси, пошевелившись, и он услышал, как ее ноги скользнули по простыне, ноги, которые обвивали его и держали внутри себя, стройные бледные ноги, со вкусом розовой воды — жаркой страсти.

Он постоял еще секунду, влажный воздух охлаждал его лицо и тело, зная, что он должен броситься прочь, потому что ни одна женщина не должна для него столько значить.

— Пожалуйста, — прошептала она, и он отправил здравый смысл во временное изгнание, усилием подавил тревогу, потому что хотел то, что хотел. Он пошел к ней, как подросток, движимый вожделением, прижал к себе и просто обнял" заставляя свои руки не дрожать.

— Это когда-нибудь кончится? — прошептал он, не уверенный ни в чем, кроме того, что она была в его объятиях.

— Спроси меня позже, — в ответ прошептала она, движимая своим неотступным желанием, подняв губы к его губам, раскрыв перед ним ноги. — Я не знаю сейчас. Я не могу думать, все, что знаю, — это то, что я в огне и ты нужен мне внутри меня.

Они запутались в ту ночь, кто кому был нужен, когда и как, в какой степени, но к утру одинаково чувствовали и понимали невообразимое чувство страсти.

Когда на небе появились первые лучи восходящего солнца, Синджин отнес Челси вниз к кухонной двери и затем на улицу к конюшням. На них были только халаты. Его босые ноги чувствовали прохладу смоченной росой травы.

— У меня для тебя есть подарок, — сказал он, остановившись у ограды конного двора.

— Для меня? — спросила она с наигранной застенчивостью, медленно целуя его в шею и крепче прижимаясь к его теплому телу.

— Ты заслуживаешь это, — сказал он, думая о том, что она достойна по меньшей мере богатств пещеры Аладдина, так же как золота Перу и несметных жемчугов Востока за ее редкую, утонченную чувственность.

Он немного повернул ее, чтобы она могла видеть простирающееся на восток поле, где пасся Тун.

— Он твой, — просто сказал Синджин-.

— Это слишком много.

Возможно, она была права. Но его лицо оживилось от радости, это хорошее капиталовложение.

— Когда-нибудь я смогу расплатиться с тобой, — сказала она.

Он усмехнулся.

— Может быть, сможешь.

— Я не имела это в виду. — Но его улыбка была заразительной, и она почувствовала, что улыбается ему в ответ. — Для тебя все имеет сексуальный подтекст?

— Эту неделю — да. — Он говорил это шутя, вспоминая о тревоге, терзавшей его всю ночь. Несмотря на то, что он приобрел свою репутацию за сексуальные излишества, женщины играли относительно маленькую роль в его жизни и никакую в его мыслях. Но Челси постоянно присутствовала в его голове.

— И так каждую неделю, — сказала она, вспомнив о его разгульном образе жизни. — По сплетням, твоя щедрость безгранична. — И в ее настроение вкрался холодный утренний свет или напоминание о его подвигах и славе.

Он посерьезнел от возникшего в ее глазах отчуждения.

— Не верь всему, что слышишь, — спокойно сказал он.

— Даже если бы я поверила в половину услышанного — твои подвиги.., поразительны.