Читать книгу "Все кошки смертны, или Неодолимое желание - Сергей Устинов"

― Выходной, ― огорчился я. ― А мне как раз нужен был кадровик, или кто тут у вас личным составом заведует.

― Заведующий отделом кадров ― ваш покорный слуга, ― с достоинством сообщил он, и его круглые окуляры, едва заслышав о переходе хозяина к другого рода деятельности, сами собой перескочили со лба на кончик носа. ― А Шекспир, к вашему сведению, в своем театре «Глобус» не только пьески кропал, но еще и режиссером был, и актером, и антрепренером. То есть кадровиком как раз.

― Вот и славненько, ― не стал спорить я. ― Тогда вы-то мне и нужны. Я вам в прошлый раз не успел представиться ― моя фамилия Северин, я частный сыщик. Мне давеча Иван Палыч рассказывал, что Нинель Шахова, когда увольнялась, сманила за собой еще несколько юных дарований. Мне бы их ко-ординатики ― если остались, конечно.

― Отчего ж не остаться, ― проворчал драматург-кадровик, тяжело выбираясь из глубин кресла, как медведь из берлоги. ― Мы кадрами не разбрасываемся, тем паче актерскими. Это, знаете ли, такой народец… Нынче здесь ― завтра там. Сегодня ушли, завтра жрать нечего станет ― прибегут как миленькие. Идемте в профком, посмотрим архив.

Несколько пожухлых коленкоровых папок в ящике стола архивом можно было назвать только из глубокого сострадания. Так же как и крошечное, до потолка заваленное бывшим в употреблении театральным хламом помещение под лестницей ― профкомом. На поверхности стола лежала верхняя часть рыцарских доспехов, мятая и пробитая во множестве так, словно сюда ее доставили прямиком с Ледового побоища. У меня на языке вертелся вопрос, не связано ли отсутствие нижней части напрямую со спецификой театра «Купидон», но мой одышливый Вергилий уже пренебрежительно смахнул ржавые доспехи куда-то в угол, а на свет божий извлек невзрачные архивные папочки. Но их содержание оказалось куда ярче внешнего вида.

― На картинки внимания не обращайте, ― перехватив мой взгляд, захихикал шекспировед. ― Мы, кроме анкеты стандартной, просим от соискателей портфолио, они и составляют ― в меру испорченности. Особенно соискательницы: думают, раз у нас эротический театр, главное ноги пошире раздвинуть.

― А на самом деле что главное? ― заинтересовался я.

― Творчество, ― с совершенно серьезным видом провозгласил он. ― Ну да, маленько специфическое, для узкой аудитории. А что такого? Бывают ведь театры юного зрителя, театры для глухонемых…

― А у вас ― для сексуально озабоченных? ― не удержался я.

― Примерно, ― согласился он, перелистывая файлы с фотографиями, поместить которые взялся бы не каждый мужской журнал. ― А они что, по-вашему, не люди? С какой стати вы их лишаете права прикоснуться к прекрасному?

Не лишал я никого никакого права. И уж тем более чего-то там касаться. Но все равно, решив, что дискуссия в этом направлении вряд ли будет плодотворной, замолчал. Как раз вовремя: начкадрами обнаружил то, что искал, и оживился.

― Вот они, гады, предатели трудового народа! Пожалуйста, идут один за другим ― как увольнялись. Раз, два… Всего пятеро. Сама Шахова, потом две актрисульки: Голдовская Оксана Григорьевна ― травести и Шлык Марина Олеговна ― инженю. Еще один «аркашка» мужеска пола ― Моченев Валерий Валерьевич, герой-любовник. Ну, и вдогонку Серега Курманцев, завпост.

Наверное, у меня на лице было написано, что не все из употребленных им терминов входят в мой словарный запас.

― Это все амплуа театральные, ― пояснил он. ― Ну, типа, кого чаще играют: по возрасту, по внешним данным и так далее. Инженю ― молоденькая девушка, чистая такая, наивная. Герой-любовник ― и так ясно. Травести ― ребенок, может хоть мальчишку, хоть девчонку изображать. Актеры говорят: «Травести, травести ― не с кем время провести».

― А завпост?

― Это должность. Заведующий постановочной частью. Хотя в театре, можно сказать, тоже ― амплуа. Курманцев у нас и по реквизиту был главный, и задники малевал, и декорации строил ― за рабочего сцены. Жалко, свалил за одной из этих сучек, она ему, по-моему, просто мозги закомпостировала. Типа, любовь-морковь. А мы теперь сами: круглое ― кати, плоское ― тащи, одни кадки эти хреновы чего стоят, — закончил он с нескрываемой досадой.

Оставалось немногое. Отклонив любезное предложение отксерить любые портфолио («какие понравились, на память»), я ограничился тем, что скопировал анкеты с установочными данными всей пятерки. На анкетах, кстати, были и фотографии ― маленькие, как на паспорт, но зато посторонним показывать не стыдно.

Мой гид проводил меня к выходу и там, снова обернувшись вахтером, осторожно, как в горячую ванну, опустил тело в свое вольтеровское кресло.

― А захотите посетить ― можно прямо ко мне, — неожиданно предложил он на прощание. ― Гарантирую скидку пятьдесят процентов, нам часть зарплаты билетами выдают.

Выйдя на улицу, я посмотрел на часы. Прикинул, что с учетом московских пробок Малой-Малай никак не обернется в аэропорт и потом ко мне с обещанной флэшкой раньше часов пяти-шести. Сам не всегда проникающий в глубинный смысл собственных афоризмов, Прокопчик любит повторять: время есть — ума не надо. Это был тот самый случай: никаких свежих идей у меня не имелось, зато полно времени на отработку второстепенных версий. В кармане куртки их лежало сейчас ровно пять ― по числу уволившихся под дурным влиянием Нинель тружеников секс-индустрии.

Сев в машину, я развернул полученные в «Купидоне» копии анкет и уставился на них в раздумье, с кого бы начать. Собственно, думать особо было не над чем: у троих представителей актерской профессии в анкетах, кроме паспортных данных, абсолютно никаких полезных сведений не содержалось. В графе «предыдущее место работы» значилось обучение в театральном институте или училище, причем где-то на периферии. Травести с инженю в Новосибирске, а герой-любовник ― в Нижнем Новгороде. Только у завпоста Курманцева имелись и трудовая биография, и московская прописка. Остальные указывали координаты съемных квартир. Курмацев и возрастом был постарше ― ему недавно стукнуло тридцать два. Прочим же едва перевалило за двадцать. Завпост проживал в Жулебине, к нему аж через весь город пилить. Моченев поближе, на Зацепе, у Павелецкого вокзала. А вот инженю Голдовская с травести Шлык имели один и тот же адрес, причем совсем неподалеку, на Войковской. Как опять же формулирует в подобных случаях Прокопчик, если выбора нет ― делай его не колеблясь.

В подъезд огромного, как готический замок, сталинского дома я проник без особого труда: предназначенное когда-то для привилегированных каст жилье с излишествами в виде бессмысленных башенок и балюстрад выродилось вместе с кастами и больше не охранялось. Время взяло замок не штурмом, а долгой изнурительной осадой. Штукатурка на фасаде отваливалась пластами. Замок во входной двери вырван с мясом, на лестницах грязь и мусорные горы бумажной рекламы. На плохо освещенной площадке уже ждали лифта две женщины, нагруженные продуктовыми пакетами. Подходя ближе, я услышал обрывок их беседы.