Читать книгу "Варавва. Повесть времен Христа - Мария Корелли"

Первосвященник отошел, но опять остановился, подозрительно прислушиваясь.

— Ты уверен, что ничего не слышал? — спросил он снова.

Галбусу это надоело.

— Именем великого цезаря, которому я служу, — сказал он гневно, — клянусь тебе, священник, ничего, ничего я не слышал!

— У тебя горячая кровь, — бросил первосвященник. — Смотри, как бы она тебя не подвела, — добавил он, медленно уходя по пыльной дороге.

Глава VI

Варавва сидел со своим другом в лучшей комнате гостиницы. Он хорошо поужинал накануне, хорошо выспался и хорошо позавтракал сейчас, и все на деньги Мельхиора.

Но Варавва не хотел оставаться должником.

— Как я могу отблагодарить за все, что ты для меня сделал? — спрашивал он своего таинственного покровителя.

Сидя в мягком кресле, Мельхиор смотрел на Варавву сквозь прищуренные веки. Легкая улыбка блуждала на его красивых губах.

— Друг, ты мне ничего не должен, — сказал он лениво. — Я извлек много пользы, изучая тебя. Между нами огромное расстояние. Ты беден и не далее как вчера был наг и голоден. Я же богат, но не по праву наследства, а благодаря работе собственного мозга, единственно честного добытчика богатства. Я никогда не был в тюрьме, ибо не одобряю дороги, ведущей туда — она грязна, а я люблю чистоту. Ты животный человек, не знающий, что материя должна повиноваться разуму; ты, подстрекаемый грубой страстью, пожертвовал своей честью ради женщины… Я храню свою честь для себя самого и исполняю существующие законы. Но все-таки скорее ты, а не я, настоящий человек. Ты представитель грубого, греховного человечества, с которым всегда борется Божественный Дух…

— Что ты можешь для меня сделать? — продолжал Мельхиор весело. — Чистить мою одежду, приносить воду и мыть мои ноги, как раб? Вот тебе мой совет: поезжай в Рим, сделайся там ростовщиком — денег я тебе дам… Разбогатей и живи честно. Никто тебя не спросит, кем ты был… Люди будут целовать твои сандалии, богатый Варавва, дающий взаймы, благородный Варавва, переписывающий векселя, могущественный Варавва, держащий в своих руках целую династию из-за одной подписи…

Варавва смотрел на него, не понимая.

— Но может быть, ты хочешь стать другом яростного Петра и присоединиться к ученикам Назорея? — спросил Мельхиор.

— Только не другом Петра, — пылко возразил Варавва. — Он не убежден в своей вере… Да и другие ученики не лучше — они все покинули своего Учителя, хотя, будь я на их месте, я бы последовал за Назореем в самый мрачный ад, потому что Он…

— Бог, думаешь ты? — продолжил Мельхиор, останавливая на Варавве строгий, вопрошающий взгляд. Варавва выдержал его.

— Не знаю… — ответил он, глубоко вздохнув. — Когда я увидел Его впервые, Он действительно казался мне Богом, Потом сверхъестественная слава исчезла, и там, где изнуренный голодом и с болезненным воображением человек видел ангела, остался только смиренный Страдалец. А когда Он угасал, моя душа трепетала, я до самого конца надеялся, что Бог не может умереть! Теперь, если хочешь знать, я думаю, что Иисус — Человек несравненной красоты, твердого характера, достойный того, чтобы за Ним следовали, любили Его и служили Ему… Ведь если бы Он действительно был Богом, Он бы не умер!

Мельхиор подался вперед, с любопытством наблюдая за гостем.

— Знаешь ли ты, превосходный Варавва, что такое смерть? — спросил он. — Не нашел ли ты объяснения у тех философов, которых изучал?

— Все знают, что такое смерть, — ответил Варавва грустно. — Сердце останавливается, дыхание прекращается, свет меркнет, наступает безмолвие, и конец…

— Нет, не конец, а начало, — торжественно сказал Мельхиор, вставая с кресла. Глаза его загорелись восторгом. — Это все — предвестники рождения, а не смерти.

Темнота и безмолвие, говоришь ты? Нет! Ослепительный свет и чарующая музыка — чудный хор ангельских голосов, удивительные мелодии нежных арф. И неземные эти голоса спрашивают душу, только что покинувшую землю: «Что несешь ты с собой? Какое послание? Прибавил ли ты тому миру хоть частицу счастья, мудрости, красоты?» А над всеми этими голосами возвысится голос Господа: «Душа человека, что совершила ты на земле?» И на этот великий вопрос нужно дать правдивый ответ — ложью никому не отделаться.

— Это вера Египта? — робко спросил Варавва. Мельхиор посмотрел на него несколько свысока.

— Это истина, — ответил он. — Всемирная истина, для подтверждения которой родился Назорей. Но мир не готов принять истину. Да и как он может быть готов, если весь строй этой жизни основан на лжи.

Немного помолчав и справившись с охватившим его волнением, Мельхиор вернулся к своей обычной иронической манере.

— Почтенный Варавва, ты, как и весь мир, невежествен, хотя изучал философию. Ты — комок плоти, не очищенной духовным огнем. Если бы я сказал, что Назорей умер только для того, чтобы доказать несостоятельность смерти, ты был бы страшно озадачен. Но ты сейчас думаешь о другом — о том, что не можешь жениться на своей Юдифи.

— Я теперь не женился бы на ней… — признался Варавва.

— Да? Ты скорей бы убил Каиафу? Варавва вздрогнул. Темные брови его сдвинулись, глаза почти исчезли под низко нависшими веками.

— Мои руки уже обагрены кровью, — пробормотал он — Я убил неповинного человека. Он был как голубь в сравнении с мерзким священником, исполняющим свои злые намерения с хитростью и изворотливостью змеи… Но все-таки с тех пор, как я увидел Назорея…

— Какое влияние оказал на тебя Назорей? — испытующе спросил Мельхиор. — Измученный человек, как ты Его назвал, Которого можно только пожалеть, а потом и забыть?

— С тех пор, как я увидел Его лицо, я не могу ять У человека жизнь, — ответил Варавва тихо. Оба долго молчали. Наконец Варавва сказал:

— Я должен пойти к Юдифи. Хотя мои и ее грехи воздвигли между нами неодолимую преграду, я бесконечно люблю ее и меня беспокоит ее состояние. Как тяжко восприняла она смерть брата…

— Да, мертвый Иуда — предостережение всему миру, — отозвался Мельхиор. — Но он поступил так, движимый угрызениями совести и раскаянием, а на искреннее раскаяние у Бога один ответ: милость и прощение.

— Ты думаешь, грех Иуды будет прощен? — с надеждой воскликнул Варавва.

— Только не миром, который и подтолкнул его к предательству, — сказал Мельхиор с горечью. — Мир преследует людей и безжалостно доводит их до отчаяния. Но Божия любовь безгранична и неизменна, и даже душа Иуды может найти прибежище в этой великой Любви.

Слезы заблестели в глазах Вараввы.

— Твои слова утешили меня, — сказал он, стыдясь своей слабости. — Я всегда думал, что Всевышний это прежде всего Бог мести…

Вдруг Варавва принял решение.

— Я должен пойти к могиле Назорея.

— Зачем? Что тебе там делать?