Читать книгу "Лабиринт: искусство принимать решения - Павел Мотыль"

Высокий индекс дистанции власти отражает высокие ожидания по отношению к лицам, ответственным за принятие решений. В странах с высоким индексом иерархия и прочие формальные атрибуты власти, такие как право принимать решение, имеют чрезвычайное значение. Организации с высоким индексом, как правило, имеют централизованную, автократичную структуру, в которой решения принимаются узкой группой руководящих лиц. Очевидно, что это становится серьезным препятствием для применения исследовательского подхода: даже если в силу культурных особенностей подчиненные не стремятся участвовать в принятии решений и не чувствуют себя задетыми невниманием руководства к их мнению, авторитетная ловушка и потенциально поверхностный анализ данных существенно снижают вероятность принятия удачного решения. В особенности когда на горизонте появляется черный лебедь. И наоборот, чем ниже индекс дистанции власти, тем выше ожидания подчиненных всех уровней, что они будут вовлечены в процесс принятия решения. Если этого не происходит, то такая ситуация будет считаться несправедливой, а отношение руководства – возмутительно пренебрежительным по отношению к опыту и профессионализму сотрудников. Но и здесь появляются свои подводные камни: обилие обсуждений и консультаций – типичная характеристика демократических систем управления – может привести к потере драгоценного времени и возможностей.

Индивидуализм и коллективизм (IDV)

Индекс индивидуализма (или же его противоположности – коллективизма) также имеет существенное влияние на процесс принятия решений. В культурах, тяготеющих к индивидуализму (то есть с высоким индексом IDV), определенная степень эгоизма и забота исключительно о собственном благополучии и благополучии близких считаются социально приемлемой нормой. Культуры же с низким индексом индивидуализма (коллективистские), напротив, ставят общие интересы выше частных[79]. Лидером среди индивидуалистических стран являются США, им на пятки наступают Австралия и Великобритания. Наиболее коллективистские культуры находятся в странах Латинской Америки: Гватемале, Эквадоре, Панаме, Венесуэле и Колумбии.

Исследовательской группой профессора Хофстеде была выявлена интересная корреляция: культуры высокого коллективизма также склонны и к высокой дистанцированности от власти и вытекающей из нее иерархичности. Впрочем, этот феномен легко поддается объяснению: в коллективистских странах «авторитет» делегируется группе, к которой принадлежит индивид, причем групповые интересы рассматриваются как преобладающие. Итог немного предсказуем: в странах с коллективной культурой часто принимаются иррациональные и экономически невыгодные решения. Можно привести классический пример, когда управляющий не желает увольнять неэффективного сотрудника, поскольку тот очень долго проработал в организации и является неотъемлемой частью ее социальной системы.

Еще одной причиной неудачных решений в коллективистских культурах является неготовность людей к открытой дискуссии из-за страха нарушить статус-кво. Проиллюстрировать сказанное можно притчей о двух сыновьях из Евангелия от Матфея. Один человек сказал своим сыновьям пойти поработать в винограднике. Первый ответил: «Иду, отец», но так и не пошел в виноградник; второй же сказал: «Не хочу», но после, раскаявшись, пошел. Который из двух исполнил волю отца?[80] Библия отвечает однозначно: второй. Хофстеде же в своем исследовании ссылается на одного голландского миссионера, рассказывавшего эту притчу в Индонезии, – стране невероятно коллективистской: к его огромному удивлению, индонезийцы единогласно ответили, что волю отца исполнил первый сын, поскольку, утверждали они, хотя он и не выполнил приказа, он открыто не посягнул на авторитет главы семейства.

Весомая часть коммуникаций в коллективистских культурах приходится не столько на слова, сколько на тон, невербальные сигналы и сам контекст культуры, – это называется «высоко-контекстной культурой». В ситуации, когда решение необходимо принять оперативно, на дешифровку подобного сообщения может уйти лишнее, критически важное время, в противном случае можно интерпретировать сообщение неверно. Принятие срочного решения станет еще более затруднительной задачей, если ответственная за него команда состоит из представителей обеих культур – индивидуалистской и коллективистской. Первые будут вести себя намного более открыто, смело и настойчиво выражая свою точку зрения, отчего вторым будет весьма некомфортно, поскольку они скорее предпочтут отступить, чем атаковать в открытую. Шансы провести конструктивную дискуссию и успешный всесторонний анализ у подобной гибридной группы весьма невелики. Анализ корневых причин всегда окажется окрашен эмоционально, и любой «разбор полетов» обернется неловкой ситуацией (ведь придется обсуждать ошибки, совершенные внутри своей же социальной группы, которой требуется быть лояльным и преданным).

Мужественность (MAS)

Следующим измерением культуры является ее маскулинность (мужественность) или феминность (женственность). В культурах мужского типа (высокий индекс MAS) акцент делается на достижении результата, состязательности, прогрессе и выигрыше; именно этого ожидают от мужчин этой культуры. Для культур женского типа (с низким индексом MAS) характерно сотрудничество, забота о качестве жизни и отношениях, опека и помощь слабым; причем эти нормы распространяются на оба пола[81]. Лидером среди маскулинных стран является Словакия; далее следуют: Венгрия, Австрия, германоязычная часть Швейцарии, Япония и Венесуэла. Феминные страны возглавляет Швеция, за ней в списке расположились Норвегия, Дания, Латвия и Нидерланды.

Как вы, вероятно, догадываетесь – мужские культуры более склонны к конфронтации. Наглядную разницу можно увидеть в манере вести переговоры: в то время как в феминной культуре преобладает стремление к компромиссу и консенсусу (все в выигрыше), представители маскулинной предпочтут выигрыш с позиции силы. Подобный подход во всей красе проявил себя в двух практически идентичных международных конфликтах, один из которых удалось разрешить мирным путем, второй же обернулся ненужным кровопролитием.

У Аландских и Фолклендских островов много общего: Аландские острова представляют собой архипелаг из более чем 6500 небольших островов на входе из Балтийского моря в Ботнический залив; Фолклендские острова включают 800 островов посреди Атлантического океана почти в 350 км от побережья Аргентины. Оба архипелага были спорными территориями, в разные периоды побывав под флагами разных стран. В случае Аландских островов спор шел между Финляндией и Швецией, что и не удивительно, поскольку архипелаг равноудален от границ этих стран. Фолклендские же острова, также известные под своим испанским названием – Мальвинские, вот уже много лет являются предметом спора между Великобританией и Аргентиной.