Читать книгу "Жюстина, или Несчастья добродетели - Маркиз Де Сад"

Все во вселенной подчиняется законам природы. Если с однойстороны элементы материи действуют, невзирая на интересы людей, то и людивольны принимать собственные решения в, процессе материальных столкновений иупотреблять все дарованные им способности для своего счастья. Как после этогоможно говорить, что человек, избавляющийся от того, кто его оскорбил или когоприговорили его страсти, тем самым противоречит природе, если она самаподталкивает его к этому? Как можно думать, что человек, орудие природы,способен узурпировать ее права? Не признать ли нам, что она оставила за собойправо распоряжаться жизнью и смертью людей и сделала это право одним извсеобщих законов, посредством которых ее рука правит миром? Повторяю:человеческая жизнь подчиняется тем же законам, что и жизнь животных, и всеживые существа являются частью вечного круговорота, состоящего из материи идвижения. Неужели человек, имеющий право на жизнь зверей, не может обладатьтаким же на жизнь себе подобных? Как оправдать эти софизмы без абсурдныхрассуждений, свойственных самомнению и гордыне? Все животные, предоставленныесамим себе, становятся поочередно то жертвами, то палачами; они все получили отприроды одинаковое право вмешиваться в ее дела в той мере, в какой позволяют имих возможности. В мире была бы полная пустота без неуклонного осуществленияэтого права: все движения, все поступки людей изменяют порядок в какой-точастичке материи и отклоняют от обычного хода ее вечное движение. В результатемы видим, что человеческая жизнь зависит от общих законов движения и чтоизменение этих законов в любой форме не означает посягательства на прерогативыприроды. Стало быть очевидно, что каждый индивид волен распоряжаться жизньюсвоего собрата и свободно распоряжаться своей силой, которую отпустила емуприрода. Только законы не имеют такой привилегии по двум простым причинам:во-первых, потому что их мотивы диктуются не эгоизмом, этим исключительным инаиболее законным из всех оправданий; во-вторых, потому что они всегдадействуют равнодушно, между тем как за убийством всегда стоят страсти, убийцавсегда служит слепым исполнителем воли природы, которая пользуется имнезависимо от его желания. Вот почему казнь преступника в глазах философаявляется обычным преступлением, когда она есть результат исполнения глупогочеловеческого закона, и, напротив того, справедливостью, если глупцыусматривают в ней злодеяние и беззаконие[22] .

Ах, Жюстина, поверь мне, что жизнь самого выдающегося излюдей имеет не большее значение для природы, нежели жизнь улитки, что мы обадля нее безразличны. Если бы природа взяла себе за труд распоряжаться жизньючеловеческой, вот тогда можно было бы назвать узурпацией ее прав стремление какуберечь себя, так и покончить с собой, тогда отвернуть камень, готовыйсвалиться на голову ближнего, означало бы такое же злодеяние, как и вонзить вего грудь кинжал, ибо тем самым я нарушил бы ее законы, тем самым я посягнул бына ее привилегии, если бы продлил по своей воле чью-то жизнь, которой еемогущественная рука начертала предел. Напомню, что уничтожить существо, котороекажется нам столь значительным, могут лошади, мухи, насекомые. Нелепо верить вто, что наши страсти могут вершить чью-то судьбу, зависящую от причин, для насневедомых, ведь сами эти страсти суть исполнители воли природы и ничем неотличаются, скажем, от насекомого, которое убивает человека, или от растения,которое отравляет его своим ядом. Разве не подчиняются они воле той же самойприроды? Иначе получается, что я не буду преступником, остановив, будь у менятакая возможность, течение Нила или Дуная, но буду таковым, если прольюнесколько капель крови, текущей по своим естественным каналам, однако же этоабсолютный вздор! На земле нет ни единого существа, которое не черпало бы вприроде всех своих сил и способностей; нет ни одного, которое любым своимпоступком, каким бы значительным он ни был, каким бы противоестественным никазался, могло бы поколебать замыслы природы и нарушить порядок во вселенной.Деяния любого злодея — это дело рук природы, что-то вроде цепи неразрывныхсобытий, и каким бы принципом он ни руководствовался, именно по этой причинеследует считать, что природа заранее одобряет их. Ни одна из сил, движущихнами, не в состоянии причинить ущерб нашей праматери, потому что и абсурдно иневозможно, чтобы она дала нам больше способностей, чем нужно для служения ей,стало быть, повредить ей мы никак не можем. Когда умрет человек, которого яразложил на элементы, они займут предназначенное им место во вселенной ипринесут такую же пользу в гигантском круговороте, какую приносили, составляяуничтоженное мною существо. От того, будет тот человек жив или мертв, в миреничего не изменится и ничто в нем не убавится. Поэтому было бы верхом нелепостиполагать, будто такое ничтожное создание, как я, способно каким-то образомнарушить мировой порядок или отобрать у природы ее правду: думать так, значитдопускать наличие в нем могущества, которого он не имеет и иметь не может.Человек одинок в этом мире, поражающий его клинок, материально задевает толькоэтого человека, и тот, кто этот клинок направляет, не подрывает устои общества,с которым жертва поддерживала лишь духовную связь. Даже допустив на минутуобязанность творить добро, мы должны признать, что и здесь должны быть какие-топределы: добро, которое приносит обществу тот, кого мне захотелось лишить жизни,никак не сравнится со злом, которое принесет мне продление его жизни, так зачемя должен колебаться, если она очень мало значит для других и так тягостна дляменя? Пойдем еще дальше: если убийство есть зло, оно должно быть таковым вовсех случаях, при всех допущениях, тогда короли и целые нации, которые насылаютна людей смерть ради своих страстей или интересов, и те, кто держит в рукесмертоносное оружие, являются в равной мере либо преступниками, либоневиновными. Если они преступники, значит я тоже буду считаться таковым, потомучто совокупность страстей и интересов нации — это сумма отдельных интересов истрастей, и любой нации позволено жертвовать чем-нибудь ради своих интересовили страстей лишь в той мере, в какой люди, составляющие ее, будут делать то жесамое. Рассмотрим теперь вторую часть этой гипотезы, то есть допустим, чтоупомянутые мною деяния не являются преступлениями. Чем рискую я в таком случае,если всякий раз, когда того потребует мое удовольствие или мой интерес, будусовершать подобные поступки? И как должен я относиться к тому, кто найдет ихпреступными?

Нет, Жюстина, природа никогда не вложит в наши руки средств,которые потревожили бы ее промысел. Можно ли представить себе, чтобы слабыйимел возможность обидеть сильного? И что мы такое в сравнении с материей? Можетли она, создавая нас, дать своим детям силы повредить ей? Разве согласуется—это идиотское предположение с той торжественностью и уверенностью, с какими онатворит свой промысел? А если бы убийство не служило наилучшим образом еенамерениям, неужели она допустила бы его? Неужели следовать примеру природы —значит вредить ей? Оскорбит ли ее, если человек будет делать то, чем оназанимается каждодневно? Коль скоро доказано, что воспроизводство немыслимо безуничтожения, разве уничтожать — не значит действовать по ее плану? Разве неугодны ей люди, помогающие ей? Спрошу наконец, не служит ли ей лучше всехчеловек, который охотнее и чаще всего пятнает себя убийством, который активноисполняет ее намерения, проявляемые на каждом шагу? Самое первое и самоеизумительное свойство природы — движение, которое происходят безостановочно, нодвижение это есть беспрерывная череда преступлений, поскольку только такимобразом она его поддерживает: она живет, она существует, она продолжается лишьблагодаря уничтожению. Тот будет ей полезнее всего, кто совершит большезлодеяний, кто, как говорят, наполнит ими мир, кто без страха и колебаниябросит в жертву своим страстям или интересам все, что ему встретится на пути.Между тем как создание пассивное или робкое, то есть добродетельное создание,разумеется, будет в глазах природы самым никчемным, потому что оно порождаетапатию я покой, которые погрузят все сущее в хаос, если его чаша перевесит.Вселенная держится равновесием, а оно невозможно без злодейств. Злодеянияслужат природе, но если они ей служат, если они потребны и желательны, могут лиони повредить ей?