Читать книгу "Блокада - Сергей Малицкий"

— Нет, — помотал головой Вотек. — Для ее отца ты больно молод, для брата — непохож на нее. Но вряд ли она тебе поможет в твоей беде.

— Почему же? — не понял Пустой.

— У нее такая же отметка между грудей ее девичьих, — ухмыльнулся ведун. — Но на память она не жаловалась. С другим приходила: как метку эту вывести. Я вот о чем подумал: а может, ей-то память ее и не нужна? Это вот ты маешься, а другим и дела нет до прошлого. Девке-то кожа чистая важнее. Думаешь, к Сухой Брише в услужение просто так прибилась? Бриша сильнее прочих. Пообещала ей, наверное, шрамы разгладить. Может, и разгладила уже, я к ней в ворот больше не заглядывал, хотя хотелось. Месяца два назад Лента ко мне заходила. Как раз Горник твой мне серебро приносил.

— Чем рожки-то заряжаешь? — спросил Пустой, словно и не услышал только что важное для себя. — Бьют они знатно, только в магию и колдовство я не верю. Все должно иметь смысл, на все есть законы природы.

— Ты тайн ни от кого не имеешь или некоторым доверяешь больше, чем кому бы то ни было? — мотнул головой на замершего Коркина Вотек.

— Верю многим, — кивнул Пустой. — Доверяю тоже многим. А вовсе полагаюсь пока только на двоих. На мальчишку белобрысого, что пойлом тебя потчевал, да вот на этого степняка. На Коркина. Просил бы, чтобы он уши зажал, да руки у него заняты. Одного уже три года при себе держу, как себя знаю, да и за этим те же года три, если не больше, наблюдаю. Никакой работы не чурается, а что делает, делает без пригляда, на совесть. Смелости или доблести особой за ним не наблюдал, а доброты больше, чем за кем бы то ни было, числю. Беднота из бедноты этот скорняк, а щедрее многих. Я тут прикинул, он чуть ли не каждую вторую пару валенок за полцены отдавал, а уж каждую пятую точно дарил. Там у меня сборщица в машине спит, Ярка ее зовут, так вот ее малыш, пока жив был, в дареных валенках ходить учился.

— Твоя работа? — притопнул старик подбитыми кожей сапожками.

— Моя, — с трудом шевельнул одеревеневшим языком Коркин. Так и хотелось ему бросить оружие на песок. Но не для того чтобы уши заткнуть, а чтобы щеки, загоревшиеся румянцем, в ладонях спрятать.

— Ну тогда и я тебе поверю, — расплылся в улыбке старик. — Хотя к себе специальной веры не требую, обойдусь как-нибудь. Заряжаю, Пустой, я трубки твои. Как — объяснить не могу, но заряжаю. Вот зайду в пленку — опять заряжу. Да толку с них? На шаг действуют, не больше. Ты вот на это лучше посмотри. — Старик встряхнул руками, показал на ожерелья. — Без этого нельзя по Мороси разгуливать. Только если недолго. А то либо вот такие носы вырастут, либо вовсе в зверя превратишься. У вас в Поселке судачили про чудовищ в Мороси? Говорили, что дыра есть в земле и оттуда всякая пакость лезет?

— Чего только не говорили в Поселке, — развел руками механик.

— Так ты не слушай глупую трепотню, — посоветовал Вотек. — Насчет дыры не знаю, а чудовища все местные. Это Морось их изнутри и снаружи перекорежила. Берегись Мороси, механик.

— Пустой! — заорал Хантик. — Что с трупами делать?

— Оставь их, — махнул рукой Пустой. — Идите с Коббой к машине, мы сейчас. Да, заберите у Коркина оружие. Он поможет старику выбраться из оврага.

Вотек дождался, когда Хантик и Кобба разгрузят Коркина, поднял брови, разглядывая Коббу, кивнул как старому знакомому Хантику, потом перевел взгляд на Пустого.

— Это не овраги, — покачал он головой. — Это трещины. Откуда тут овраги, если дождя почти не бывает? Если и попадаются изредка тонкие ручейки, так и то из тех, что из-под первой пленки выбились. Оттого и народу маловато здесь. Я жил, потому как родом из этих мест. Из Волнистого. Мальчишкой бегал по улицам городка. Все, что сюда накатило, все через меня прошло. Вот и остался. Как выжил, не спрашивай — и сам не знаю. Колодец ведро воды в день давал, мне хватало. Но вроде как жизнь моя в этих местах теперь закончилась. Придется к Брише перебираться. Давно звала, но непросто это — из-под вольницы в ярмо голову пихать.

— Почему же сразу в ярмо? — не понял Пустой. — Ты вон скольких ватажников поломал, а тут одна баба. Пусть даже и ведунья.

— Ведунья ведунье рознь, — нахмурился Вотек. — Да не в том дело. Ярмо не ярмо, а баба к мужскому лбу — все одно как подпорка к столбу. Прислоняется, чтобы опереться, а постоит годик-другой — вот уже оказывается, и столб без подпорки не может, качается, на излом идет. Ладно, не о том разговор ведем. Бриша за третьей пленкой живет. К северу придется взять. Твой путь куда лежит?

— В центр Мороси, — ответил Пустой. — Но Бришу твою никак не миную. Заверну. А в центре… Есть там такое место — Бирту. Там у меня интерес. Да и, слышал, светлые что-то имеют в той стороне. Без них моя пустота уж точно не обошлась.

— Ты не пройдешь туда, — задумался Вотек. — Даже Ленточка не может туда пройти, а она пыталась. Если она не смогла, никто не сможет. Она-то уж точно имеет для этого причины. Говорит, что и метку, как у тебя, заполучила близ Бирту. У светлых. До них добраться можно, хоть и непросто. Их купола чуть ближе сюда, чем Бирту. Ближе и южнее. Там воздушная дорога кончается.

— Воздушная дорога? — не понял Пустой.

— Увидишь еще, чего зря языком молоть, — усмехнулся старик. — Все увидишь. Вот ты говоришь, что в магию не веришь, а мне до твоей веры и дела нет. Зачем она мне? Я ведь тоже не потомственный ведун: по капле, по штришку собственную голову мудростью полнил. Так и мудрость моя вся из этих мест. Все от Мороси этой треклятой, все она перевернула да вывернула. Здесь еще спокойно, а дальше… И все-таки никак нельзя без Мороси: с нею я — ведун, Пустой, а выведи меня за железный забор — сделаюсь обычным стариком, которому цена грош, да с приплатой, чтобы яму глубоко не рыть.

— Думаешь, что Морось навечно? — спросил Пустой.

— А будет ли лучше, если ее не станет? — прищурился Вотек. — Да и кто ее сковырнет? Светлые-то уж точно здесь из-за нее, однако если и ковыряли что, ничего не выковыряли. Старость учит, парень: не затевай ничего, если сам незатейлив. Я как старый дубовник, что растет в сухом долу. Хорошо бы в сырую низинку, да корни уже не примутся. Хотя если о всем Разгоне подумать, то Морось — зло.

— Пока, кроме первой пленки, зла не приметили, — ответил Пустой. — А этих, — он кивнул на трупы, — и без Мороси в достатке случается.

— Не веришь? — понял Вотек. — Думаешь, я эти побрякушки для форса на себя вяжу? Думай как хочешь, но на тех, кто по Мороси без бисера заговоренного бродит, смотри с опаской. Знаешь, червивых яблочек хватает, но не из всех червячков бабочки вылупляются: синие осы тоже любят личинки в яблоки загонять. Нет, парень, это все не просто так. Морось словно цветок. А пленки ее — словно лепестки. Только вместо нектара в этом цветке — яд. И чем ближе к его центру, тем яда больше. Вот я от яда и сберегаюсь. Видел, какие морды у песьих голов? И это от яда. Все от яда. И ветросли со своими иглами от яда, и твари страшные, что за прочими пленками рыскают, тоже от яда. Все им пропитывается. А я вот с этими побрякушками — как орешек. Только ты не дергайся пока, это дело за долгий срок срабатывает, месяц побродишь — ничего с тобой не станется, а вот к тем из сборщиков, что подолгу Морось топтали, повторю без устали — присматривайся, в них и червоточинка может случиться.