Читать книгу "Михаил Кликин. Сборник - Михаил Геннадьевич Кликин"

срывая ногти, оставляя на торчащих осколках куски кожи и мяса. Время потеряло определённость — минуты могли пролететь как мгновения, а могли, истончившись, растянуться и сделаться длинней часа. Чёрные фигуры бродили у стен барака, задирали вверх жуткие опухшие лица, тщились залезть в окна и хрипели, и сопели, и скрежетали зубами.

— Они не пьяные, — бормотал забившийся в угол Вовка Дёмин. — Они не похожи на пьяных. Это что-то другое.

— Они его жрали, я видел, — раз за разом повторял Иван Панин. — Рвали его, словно собаки. Он шевелился ещё, а они его грызли.

— Это те самые, — бездумно твердил Серёга. — Те — с танцев. Это они за нами на тракторе гнались. Я их узнал.

Дождь хлестал в разбитые окна, заливая пол. Холодный ветер свободно гулял по комнатам. Перепуганные девчонки не отходили от парней, но парни и сами страшно боялись одиночества, а потому держались вместе. Им нужно было сейчас обойти все помещения барака, проверить, не забрался ли кто в дом; им надо было разделиться, чтобы контролировать все окна во всех комнатах. Но они метались между кухней и верандой только лишь потому, что здесь ярко горел свет.

Неудивительно, что они не заметили, как в доме появился ещё один человек. Он тихо вполз через окно девчоночьей комнаты, пустой, стылой и тёмной. Прокрался к двери и долго стоял возле неё, то ли обдумывая что-то, то ли к чему-то прислушиваясь. Он вышел из тени, когда никто не смотрел в его сторону. И когда его заметили, он уже находился в двух шагах от тесной компании. Никто ничего не мог сделать. И даже пытаться не стоило — у человека было при себе ружьё.

— Они все мёртвые, — громко объявил он. И, сунув воронёный ствол в разбитое окно, выстрелил в цепляющегося за подоконник голого крепыша.

Иван Панин видел, как кулак свинцовой картечи размозжил круглое, похожее на каравай лицо.

Да, это было мерзкое, отвратительное зрелище. Но Ивану оно доставило удовольствие.

* * *

Отложив двустволку, гость скинул с плеч мокрый армейский плащ, сдёрнул с головы отсыревший картуз и ладонью вытер морщинистое лицо.

— Ну что, студентики? — сказал он, ехидно улыбаясь. — Ничего странного не видели?

Теперь парни узнали его — этот старик приходил вчера на поле, спрашивал что-то про дохлую скотину. Но имя его вспомнил один Димка Юреев.

— Степан Михайлович! Там! Эти! — Димка задыхался. — Они Борисыча нашего убили!

— Точно убили? — посерьёзнев, спокойно спросил старик. — Значит, и он скоро встанет.

— Да что происходит?! — вскричал Иван Панин. — Что тут у вас творится?!

— А ты разве не видишь? — Степан Михайлович прищурился. — У нас тут мёртвые ходят. — Он встряхнул плащ, отжал картуз. Из подвязанной к поясу кожаной петли вытащил здоровенный нож и положил его на стол. Не торопясь, перезарядил двустволку.

Оторопевшие студенты молча следили за каждым его движением.

— Вы шутите, да? — не выдержал Димка Юреев. — Они просто пьяные? Не соображают ничего?

— Это не смешно, дед! — возмутился Серёга Цаплин.

— А и не смейтесь, — разрешил старик и сел на табурет, широко расставив ноги и устроив ружьё на коленях. — Вы слушайте сюда, ребятки, хотя времени для разговоров у нас, как бы, уже нет. — Он покряхтел, покашлял, цепко оглядывая собирающихся вокруг парней и девчат, перепуганных, иззябших.

Где-то в тёмных глубинах барака со звоном разлетелось оконное стекло — возможно, последнее во всём доме. Запертая дверь ходила ходуном, лязгал кованный крюк, гремели расшатанные петли, а в щели прихлопа застряли чьи-то толстые серые пальцы, похожие на жирных червей.

— Это покойнички, — спокойно и почти даже ласково сказал дед Степан Михайлович. — Они где-то тут рядом померли, а потом встали и пошли. Ума теперь у них не больше, чем у какого-нибудь зверя. А правильней сказать, что нет совсем. Но вот сила у них, как бы, звериная, и не смотри, что они такие неповоротливые. Если доберутся, навалятся, да вцепятся — не вырвешься.

— Так не бывает, — шепнула бледными губами Марина Хадасевич.

— Не бывает, — согласно кивнул Степан Михайлович. — Но у нас случается. Земля тут, как бы, особенная. Картошку-то видели нашу? Дюжина штук — и ведро с горкой. А ведь мы ни удобрений, ни торфу, ни навозу не завозим — земля сама так родит. У нас бывает — воткнёшь в землю прут сухой, а через три дня глядишь — он корешки пустил и веточки выбросил. Чудо? Ан нет — не чудо, а земли особенное научное свойство. Его изучать даже пытались, но не поняли ничего. Не доросла ещё наука.

— Чертовщина, — буркнул Коля Карнаухов.

— Может и так, — кивнул Степан Михайлович. — Жил у нас поп один, вот он тоже всё про бесовщину говорил. Мол, капище у нас тут прежде было, кровью сильно политое. Только думается мне, что капище здесь не просто так появилось. Земля всегда тут такой была, и в незапамятные времена, вот её и задабривали кровью. И кладбищ в округе нашей сроду не было, своих покойничков мы за пятнадцать километров возим хоронить. Ну а кур там, или кошек, или собак жжём, чтоб они уже не встали.

— Это что же получается? — пробормотал Коля Карнаухов, вспоминая и страшный коровий глаз, и ожившую в маринкином сапоге мышь. — Выходит, от вашей земли любая дохлятина оживает?

— Ну, не любая, — пожал плечами Степан Михайлович, — а только та, что в хорошей, как бы, сохранности. Да и не всегда это случается. Тут то ли звёзды как складываются, то ли погода как влияет, то ли воды грунтовые — за тыщи лет никто не разобрал, ну и мы разобраться не надеемся. Бывает, весь год получается спокойный. А бывает, что через месяц — то лиса дохлая собаку загрызёт, то мёртвый лось из леса выйдет, то околевшая овца старуху покусает. Ну мыши там, лягушки — это всё мелочи, они сами друг дружку подъедают.

— Да как же вы тут живёте? — ужаснулась Света Горина.

— А неплохо живём, — хмыкнул Степан Михайлович, озабоченно поглядывая