Читать книгу "Друсс - Легенда - Дэвид Геммел"

— Немного учтивости, крестьянский сын. Не знаю, как у вас, а в наших краях гостю обыкновенно предлагают кубок вина.

— У нас непрошеные гости не в чести.

— Чего ты злишься? Ты выиграл свой заклад и хорошо дрался. Коллан не послушался моего совета вернуть тебе жену, и теперь он мертв. Я в набеге не участвовал.

— И ты искал меня не для того, чтобы отомстить?

— Отомстить? — засмеялся Борча. — За что? Ты у меня ничего не украл. Ты не побил меня, да и не мог побить. Сила у тебя есть, но умения не хватает. Будь это настоящий бой, я в конце концов измотал бы тебя. Впрочем, я тебя и правда искал.

Друсс сел напротив великана.

— Мне сказал об этом старый Том. Сказал, что ты хочешь прикончить меня.

— Этот пьяный дурак все перепутал. Скажи-ка, сколько мне, по-твоему, лет?

— Откуда мне знать?

— Тридцать восемь, через два месяца будет тридцать девять. Я еще мог бы побить Грассина, а может, и всех остальных. Но благодаря тебе, Друсс, я увидел себя в зеркале времени. Никто не вечен — особенно на арене. Моя песенка спета — ты доказал мне это за каких-то несколько минут. А твоя только начинается. Но ты не протянешь долго, если не научишься драться по-настоящему.

— Этому меня учить не надо.

— Ты так думаешь? Каждый раз, нанося удар правой, ты опускаешь левое плечо, и все твои удары идут по кривой. Лучшая твоя защита — это подбородок, но он, хоть на вид и вырублен из гранита, всего лишь кость. Стойка у тебя неплохая, хотя и ее можно улучшить, однако недостатков полно. Грассин воспользуется ими, чтобы тебя измотать.

— Это ты так полагаешь.

— Пойми меня правильно, парень. Ты хороший боец, отважный и очень сильный. Но ты сам знаешь, каково тебе было после четырехминутного боя со мной — а бои обычно длятся в десять раз больше.

— Мои столько не продлятся,

— Драка с Грассином будет затяжной, — хмыкнул Борча — Не позволяй гордыне ослепить себя, Друсс. Говорят, ты лесоруб. Когда ты впервые взял в руки топор, разве каждый твой удар попадал куда надо?

— Нет, — признался Друсс.

— То же и в кулачном бою. Я мог бы научить тебя разным приемам нападения и защиты. Мог бы показать тебе, как финтить и заманивать противника под удар.

— Вероятно, мог бы. Но зачем это тебе?

— Это вопрос гордости.

— Не понимаю.

— Объясню, когда побьешь Грассина.

— Я здесь долго не пробуду Как только в гавань придет корабль из Вентрии, я отплыву на нем.

— До войны такое путешествие стоило десять рагов. А сейчас — кто знает? Между тем в Више через месяц состоится небольшой турнир, и победитель получит сто рагов. В Више много богатых дворцов, и публика будет делать высокие ставки. Участвует Грассин и многие знаменитости. Дай мне обучить тебя, и я впишу твое имя вместо своего.

Друсс наполнил кубок вином и подал Борче.

— Я сейчас работаю и обещал подрядчику довести дело до конца. На это как раз месяц и уйдет.

— Я могу учить тебя по вечерам.

— С одним условием.

— Назови его!

— То же самое я сказал и подрядчику. Если в Вентрию пойдет корабль и я смогу оплатить проезд, я уеду.

— Согласен. — Борча протянул руку, и Друсс пожал ее. — Я оставляю тебя, отдыхай. И, между прочим, скажи своему другу поэту, что он рвет плоды не с того дерева.

— Он сам себе голова.

— Все равно скажи. Ну, до завтра.

Глава 2

Зибен лежал без сна, глядя в лепной потолок Рядом спала женщина, согревая ему ногу и бок На живописном плафоне потолка охотники с копьями и луками преследовали рыжегривого льва. Кому это взбрело в голову поместить такую сцену над супружеским ложем? Должно быть, первый министр Машрапура крепко уверен в себе, улыбнулся Зибен, — ведь каждый раз, когда он обладает своей женой, она смотрит на мужчин куда более красивых, чем он.

Повернувшись на бок, Зибен посмотрел на женщину. Она спала спиной к нему, сунув руку под подушку и поджав ноги. Темные волосы казались почти черными на кремовой белизне подушки. Лица Зибен не видел, но ясно представлял себе полные губы и длинную красивую шею. Впервые он увидел ее рядом с Мапеком на рыночной площади.

Министра окружали многочисленные подлипалы, и у Эвейорды был скучающий, отсутствующий вид.

Зибен стоял тихо и ждал, когда ее взор обратится к нему. Дождавшись, он послал ей улыбку. Одну из лучших, быструю и ослепительную, которая говорила: «Я тоже скучаю. Я понимаю вас. Мы с вами родственные души» Она вскинула бровь в знак того, что находит его поведение дерзким, и отвернулась. Но он знал, что скоро она посмотрит на него снова. Она отошла к торговому лотку и стала разглядывать фаянсовую посуду. Он протиснулся к ней, и она вздрогнула, увидев его так близко.

— Доброе утро, госпожа моя, — сказал он. Она не ответила.

— Вы очень красивы.

— А вы, сударь, наглец. — У нее был северный выговор, обычно раздражавший Зибена — но не в этом случае.

— Красота вдохновляет на дерзость. Как, впрочем, и на восхищение.

— Вы весьма самоуверенны. — Ее близость приводила его в трепет. На ней было простое ярко-голубое платье и белая шаль из лентрийского шелка. Вся суть заключалась в ее духах — Зибен узнал густой мускатный аромат «Мозерхе». Их ввозили из Вентрии и продавали по пять рагов за унцию.

— Вы счастливы? — спросил он.

— Что за нелепый вопрос! Кто может на него ответить?

— Тот, кто счастлив.

— А вы, сударь, счастливы? — улыбнулась она.

— Сейчас — да.

— Мне думается, вы заядлый волокита и в ваших словах нет ни грана правды.

— Тогда судите по делам, госпожа. Меня зовут Зибен. — Он шепотом назвал ей адрес дома, где жил вместе с Друссом, и поцеловал ей руку.

Через два дня она прислала к нему человека.

...Она шевельнулась во сне. Зибен, просунув руку под атласную простыню, взял в ладонь ее грудь и стал ласкать, тихонько сжимая сосок, пока тот не отвердел. Она застонала, потянулась и спросила:

— Ты что, никогда не спишь?

Он не ответил.

Когда Эвейорда уснула снова, и страсть его прошла, он погрустнел. Она, несомненно, самая красивая женщина, которой он обладал, — к тому же умная, блестящая, живая и страстная.

А ему уже скучно с ней...

Он пел о любви, но сам любви не знал и завидовал придуманным им же влюбленным, видевшим вечность в глазах друг друга. Со вздохом он вылез из постели, оделся и, не надевая сапоги, спустился по задней лестнице в сад. Слуги еще не вставали, рассвет едва брезжил на восточном небосклоне. Вдали пропел петух.