Читать книгу "Финт простака - Джеймс Хедли Чейз"

Блекстон приветственно гуднул. Мне было не до приветов, да и клаксон нажать рук не хватило. Пришлось давить тормоза, вылетев на следующий поворот. На такой скорости я легко мог кувырнуться. За поворотом я остановил машину, привалил Вестал к боковой дверце, вылез и побежал назад. Я стоял на ветру и дожде, наблюдая, как скрываются хвостовые огоньки машины Блекстона в направлении дома. Ему нужно еще пять минут, чтобы доехать. Дольше двадцати заставлять его ждать нельзя. Итак, у меня двадцать пять минут на то, чтобы сменить колесо, пустить машину с обрыва, разыскать Евину машину в лесу, доехать до дому, влезть в окно, сбросить комбинезон и предстать перед Блекстоном, словно я весь вечер торчал за письменным столом.

Меня вдруг обуял ужас. Я с ума спятил, замыслив такое. Мне ни за что не успеть! Если я опоздаю, выдержат ли нервы у Евы? У Блекстона могут зародиться подозрения, когда он узнает о гибели Вестал.

Потея под проливным дождем, я вернулся к машине. Откинул крышку багажника, вытащил запаску с проколом. Пальцами стал нащупывать дырку в покрышке. У меня вдруг мелькнуло: а если вдруг Джо обнаружил прокол и заменил покрышку? Я выругал себя за то, что раньше про это не подумал! Пальцы наткнулись на дырку, и я облегченно вздохнул. Достал гаечный ключ и отвертку из ящика с инструментами и приступил к делу.

Да, работенка! Свет включать я не осмелился, пришлось трудиться в потемках. Если б не ветер и дождь, все было бы проще, а теперь колесо скользит, на руки налипает грязь, гайки не отвинчиваются. Каждая, точно назло, сопротивлялась, а от нарастающей паники пальцы и вовсе заплетались.

Наконец колесо я снял. Я приостановился взглянуть на часы. Прошло семь минут: быстрее, чем мне показалось, это вдохновило меня, и я приступил ко второму этапу. Надеть колесо оказалось еще труднее. Я никак не мог найти отверстия для болтов на оси; я искал, чертыхался, надрывался, а драгоценные минуты текли. Когда наконец колесо село, я обнаружил, что в суете сшиб колпак ступицы, куда сложил гайки. Пять я отыскал, но шестая точно провалилась, – не отыскать и все. Больше тянуть я не мог, закрепил эти пять, надел колпак. Опять взглянул на часы. У меня оставалось всего десять минут. Я открыл дверцу, потянулся к рычагу сцепления. И обомлел, тело у меня заледенело. Боковое сиденье было пусто!

Вестал исчезла!

Глава пятнадцатая

Ветер ревел, ударяясь о бок машины, дождь лил порывами, то замирая, то снова припускаясь. Я сидел, глядя на пустое сиденье, сердце у меня бухало. Куда пропала Вестал? Наверное, пока я менял колесо, пришла в сознание. Выскочив, я лихорадочно оглядел дорогу. Ничего не видно, тьма. Выругавшись, я опять забрался в машину и включил фары. Мощные лучи высветили Вестал на мокром склоне горы. Она медленно брела в сторону долины, пошатываясь, вытянув руки, точно слепая, шагающая на ощупь в незнакомой комнате.

От машины она ушла всего ярдов на сто, и я долгую минуту сидел, замерев, наблюдая за ней сквозь поливаемое дождем стекло. Зубы у меня лязгали, меня чуть не вырвало. Надо догонять, время летит.

И я припустился по холму. Моя длинная черная тень бежала впереди меня. Вестал увидела тень, остановилась, повернулась ко мне. Я приблизился, загнанно дыша.

– Чад! О Чад! Я так рада, что ты пришел! – простонала она и, пошатываясь, двинулась ко мне. – Произошла авария! У меня так болит голова!

Вестал упала мне на руки, я не успел отпихнуть ее, прижалась ко мне, обняв за шею.

– Не знаю, что произошло. Меня чем-то стукнуло по голове.

Я оторвал ее руки от себя.

– Ты делаешь мне больно! – заплакала она. – Чад! Что случилось?

Я с ужасом вспомнил случай из моего детства. Отцовская собака однажды в жаркий день взбесилась и укусила меня за руку. Отец пристрелил ее. Он очень ее любил и не хотел убивать. Рука у него дрогнула, он выстрелил ей в живот и перебил хребет. Я смотрел из окна спальни. Видел, как собака упала, задние лапы у нее были парализованы. Она дергалась, точно на пружине. Жуткое зрелище! Отцу пришлось стрелять три раза, пока он попал в голову, но даже и тут она умерла не сразу. Еще целых пять минут она дергалась и извивалась. Меня еще долго преследовал во сне этот кошмар.

Сейчас мне казалось, будто я проигрываю ту давнюю сцену. На этот раз не отец убивал собаку, а я – женщину. Мозг силился заставить руки схватить ее за горло, но я знал: ее не должны найти со следами удушья. Она должна погибнуть из-за падения с девятисотфутовой высоты.

– Чад? Ты что? Почему не хочешь говорить со мной?

– О’кей, о’кей, – выдавил я, но слова не шли. У меня двигались только губы, когда я смотрел на нее, лихорадочно соображая, как же убить ее.

Я слегка отодвинулся и теперь стоял в ярком свете фар, она смотрела на меня. Наверное, она поняла выражение моего лица, поняла, что я хочу убить ее, потому что вдруг заполошно взвизгнула и помчалась к машине.

Несколько секунд я не мог шевельнуться. Я стоял, глядя на нее, сердце у меня едва билось, дыхание вырывалось с всхлипами. Потом припустил за ней. Я еле бежал. Ноги двигались как ватные, настигал я ее медленными скачками какими-то. Она оглянулась, увидела, что я приближаюсь, и испустила вопль ужаса. Попробовала бежать быстрее, споткнулась о камень и упала на четвереньки.

Она так и осталась на четвереньках – посреди дороги, в ярком свете фар; она глядела на меня, лицо ее было выпачкано кровью, серое, искаженное ужасом. Я приметил на траве большой камень; пробегая, я, не замедляя шага, подхватил его.

Вестал, замерев, наблюдала за мной. Рот у нее открылся, шляпка намокла от дождя, чулки висели лохмотьями. Я приближался.

– Чад! Пожалуйста! Не трогай меня! – закричала она, умоляюще глядя на меня. – Я же люблю тебя, Чад! Я отдам тебе все! Не трогай меня!

Я схватил ее за руку. Меня трясло. Тяжелый острый камень оттягивал руку.

– Ча-а-ад!

И сейчас звенит у меня в ушах этот крик, когда я сижу тут, в кабинке. Страшнее я в жизни ничего не слышал.

Когда я занес камень, она открыла глаза, стоя на коленях, точно загипнотизированный кролик, ждущий смерти, даже не попыталась прикрыть голову руками. Удар отдался мне в руку. Я, дрожа, отступил.

Она свалилась на дорогу. Так когда-то валялась у ног моего отца та собака, подергиваясь, и я знал, что она умирает. Я не мог пересилить себя и поднять эту подергивающуюся, умирающую тряпичную куклу. Был не в силах прижать к себе. Я схватил ее за руку и поволок, как мешок, к машине.

Открыв дверцу, я взвалил ее на сиденье; когда я дотронулся до ее тела, под рукой у меня еще сокращались мускулы. Захлопнув дверцу, я постоял, борясь с тошнотой. Дело сделано, свершилось, теперь в опасности моя жизнь. Я вспомнил про камень. Побежал обратно, поднял его и забросил подальше в долину, потом, вернувшись к машине, протянул внутрь руку и пустил мотор. Я толкал машину, пока она не начала сползать вниз. Крутя руль, я направлял ее на белую изгородь, отделяющую дорогу от пропасти.