Читать книгу "The Show Must Go On. Жизнь, смерть и наследие Фредди Меркьюри - Лэнгторн Марк"

Именно эта «женоподобность» персонажей, изображавших гомосексуалов как чуждых и расчеловеченных, в середине 1970-х годов сильно препятствовала тому, чтобы к геям относились с уважением и на равных с гетеросексуалами, что делало каминг-аут практически невозможным.

«Что не так было с этими образами гомосексуалов, – продолжает Хеншер, – так это не то, чтобы они были оскорбительными, не то, что они были неверными, и даже не то, чтобы они были не смешными. Беда была в том, что они были лишь отражением ограниченного понимания природы и опыта гомосексуальности. Снова и снова, говоря с гомосексуалами, выросшими в 1970-е, слышишь мнение, что они понимали – они не такие, как мистер Хамфрис [ «Вас обслужили?»], но ни телевидение, ни кино не давали им ни малейшего представления о том, какими они могли быть»[204].

Однако в 1975 году с выходом на экраны биографического телевизионного фильма «Голый чиновник», портрет гея существенно изменился. Этот знаковый фильм, повествующий о необыкновенной жизни экстравагантного гомосексуала Квентина Криспа, завоевал сердца британцев и мгновенно сделал Криспа знаменитостью. Джон Херт исполнил роль Криспа настолько неотразимо, что получил британскую кинопремию BAFTA.

На протяжении всей своей жизни Крисп страдал от насилия и враждебности, но решительно отказывался идти на компромиссы в своем образе жизни. Фильм не был гламурной романтической драмой. Это не цепочка приукрашенных событий, а серия инцидентов, показывающих постепенный переход Криспа от момента самопознания к его дальнейшей жизни в Нью-Йорке. Обезоруживающе честный фильм, безусловно, расширял познания о гомосексуальности и свободе сексуального выбора. Но все же в середине 1970-х годов было опасно открыто заявлять о своей гомосексуальности друзьям, семье и знакомым, не говоря уже о работодателях или профсоюзах.

Гей-субкультура оставалась подпольной, обособленной, как гетто, и скрытой от людских глаз. Это привело к тому, что организации, такие как Центр гей-сообщества Южного Лондона в Брикстоне, были сформированы людьми, решившимися публично заявить о своей гомосексуальности. Нелегально занимая пустующие здания на Рейлтон-роуд и Мейолл-роуд, сообщество экспериментировало с новыми формами общежития для геев – людей, которые отчаянно искали выход из тяжелых ситуации, или просто были рады найти компанию не стыдящихся своей ориентации гомосексуалов, вместо того чтобы оставаться пристыженными и изолированными.

Тем не менее такие общины оставались на периферии, занимая места в заброшенных городских районах с высоким уровнем безработицы, преступности и дефицитом жилья, среди полуразрушенных зданий и ужасной экологии. В то же время по ночам гей-сообщества, ищущие развлечения, были ограничены собственными подпольными клубами и площадками: они могли развлекаться либо за закрытыми дверями частных клубов для гей-истеблишмента – с ужином, танцами и кабаре, либо в небольших укромных притонах с крошечными танцполами для гомосексуальной молодежи, которая танцевала там ночь напролет, надежно укрытая от жестокости внешнего мира. Именно с этих клубов началась американизация британской гей-культуры, в частности благодаря растущей популярности диско.

Хотя ведутся споры, появились ли дискотеки в 1960-х годах в Нью-Йорке в таких клубах, как Regine’s, Le Club и Ondine, или же в Париже в Chez Castel или Chez Rezine, всплеск популярности танцевальных гей-клубов скорее всего произошел в Нью-Йорке в начале 1970-х годов. Именно тогда, в подпольных танцевальных гей-клубах, таких как Loft, Tenth Floor и 12 West, и зародилась культура диско, где разгоряченные тела кружились под пульсирующие энергичные ритмы и вспышки стробоскопов, где открыто употреблялись наркотики, занимались сексом и танцевали до утра без остановки.

Открытый в День святого Валентина в 1970 году Дэвидом Манкузо клуб Loft был авангардом этого движения. Клуб Манкузо, где проходили неофициальные вечеринки для своих, привлекал гей-сообщество Нью-Йорка тем, что они могли танцевать здесь, не опасаясь действий полиции (по закону Нью-Йорка двум мужчинам было запрещено танцевать вместе). Вскоре открылись подпольные клубы в Филадельфии, Чикаго и Сан-Франциско, где звучала музыка, которую станут называть «диско». Вместе с такими диджеями, как Ларри Леван и Фрэнки Наклз, Дэвид Манкузо внес большой вклад в популяризацию этой музыки. Вскоре такие исполнители, как The O’Jays, Айзек Хейз, Барри Уайт и Глория Гейнор стали лицом эпохи диско. В этот же период Леван и Наклз стали играть в пользующихся дурной славой нью-йоркских банях Continental Baths – гей-банях, известных как самый гедонистический ночной клуб в городе. Именно тогда музыка диско распространилась по всему городу и среди гей-сообщества того времени, пока не завоевала популярность во всем мире.

Американизация британской сценической гей-культуры началась в Лондоне в 1975 году, когда промоутер Ричард Скейнс (более известный как Трики Дики) начал проводить однократные мероприятия в таких отдаленных районах, как Кройдон, Илфорд и Юстон, стремясь повторить успех, который подобные вечера имели в Нью-Йорке. Он снимал целый бар и устраивал гей-вечеринки под названием „Dick’s Inn Gay Disco“, которые каждый раз привлекали 100 или около того гомосексуальных девушек и парней. Но однажды на вечеринке в подвале одной гостиницы в Паддингтоне, в клубе под названием Fangs, он обнаружил, что может заинтересовать гораздо больше людей. В ту ночь там собралось около 600 мужчин-гомосексуалов, которые наслаждались каждой минутой, танцуя всю ночь под такие песни, как „Never Can Say Goodbye“ Глории Гейнор. Песня была смикширована в 19-минутное танцевальное попурри с другими песнями одной из сторон одноименного альбома исполнительницы.

Продолжительные танцевальные миксы вдруг стали основой музыкальной сцены диско и вскоре превратились в мировое явление. Именно благодаря этой глобализации диско в 1975 году появилась запись, выпущенная мюнхенской студией продюсера Джорджио Мородера. В ней использовался интенсивный, повторяющийся ритм, синтезаторы и минимум вокала, создавшие один из самых больших хитов той эпохи. Исполненная бостонской певицей Донной Саммер, „Love To Love You Baby“ была 17-минутным виниловым афродизиаком. Песня стала глобальным топ-хитом, несмотря на то что на «Би-би-си» и радиостанциях США она была запрещена по причине «пронзительных 23 секунд имитации оргазма, который Донна Саммер сымитировала, вызывающе корчась вокруг микрофонной стойки»[205].

Но в 1975 году, когда мир диско владел эфиром, как могла шестиминутная эпическая баллада в трех разных темпах и с оперной вставкой в центре пробиться в хит-парады?

Фредди Меркьюри не сомневался, что его шедевр станет хитом. Однако мало кто разделял его оптимизм.

Часть вторая

Глава 17

Queen начали 1975 год выпуском сингла „Now I’m Here”. Написанная Брайаном Мэем песня должна была стать образцом для выступления группы на ближайшие годы. Сингл поднялся на 11-е место в британских чартах и даже не был выпущен в США. А это значило, что из первых четырех синглов Queen только два, написанные Фредди Меркьюри, попали в топ-10.