Читать книгу "Демидовский бунт - Владимир Буртовой"
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Илейка вдруг встал как вкопанный. Высокая сгорбленная спина, заношенный солдатский кафтан и треуголка, горбоносый профиль старого лица и погасшая трубка в зубах напомнили о брошенном родном селе, воскресили в памяти незабываемые дни минувшего лета…
– Ты что остолбенел? – Панфил обогнал Илейку шагов на десять, остановился у груженного мешками с шерстью воза, повернул удивленное лицо к товарищу.
– Кажись, доброго знакомца встретил… Вон, видишь отставного солдата, который на телеге? Усы у него предлинные. Приморился, должно, носом клюет. Церковный звон его и то не пробудил, бедолагу.
Панфил вгляделся в странный обоз, заметил на руках Илейкиного знакомца кандальные цепи, надетые на запястья, испуганно округлил глаза и зашептал:
– Это который в кандалах и под стражей? Кто он? Тать али душегуб какой? Где ты с ним прежде виделся?
Илейка не ответил на вопросы друга, негромко, опасаясь снующих мимо людей, попросил:
– Ты стань пообок, ради бережения от драгунской стражи, а я подойду к телеге неприметно. Спросить хочу о своих односельцах. Кандальный старец не душегуб с большой дороги, он из ромодановских бунтарей. Был он верным сотоварищем у мужицких атаманов, воинскому ремеслу обучал мужиков. За это и в кандалы закован.
Один драгун вперевалку ушел в торговый дом Канмаева, другой привязал коней к передней телеге, устало, словно боясь обжечься, присел еле на узкую теплую завалинку и вытянул длинные ноги.
– Панфил, у тебя есть сколь ни то копеек? – спросил Илейка. Купеческий сын проворно вынул из кармана четыре медные полушки.
– Вот, возьми, сколь тебе надобно.
– Ежели не жалко, купи кандальному старцу калачей. Исхудал, гляди, от бескормицы бездомной собаке под стать – кожа да кости.
Панфил без слов побежал к калашному ряду, откуда слабым ветром с Волги доносило запахи горячих пирогов с мясной начинкой и сдобных, с жару только что, калачей и булок.
Будто ненароком Илейка очутился у крайней телеги, обошел торчащие между боковыми колесами ноги немощной старухи в черном замятом платке, тронул рукой свешенные, цепью скованные ноги отставного солдата и тихо, опасливо оглядываясь на драгуна, позвал:
– Дедушка Сидор, очнись.
– Хто тут? – Дмитриев вскинул опущенную голову, посмотрел удивленными глазами на прилично одетого отрока. Обветренные губы, черные и шершавые, дернулись, рот повело вкривь. Илейке подумалось, что старый солдат вот-вот расплачется покинутым грудным младенцем. Но тот пересилил душевную вдруг подступившую боль-тоску, покряхтел настороженно в кулак и негромко просипел пересохшим горлом:
– Илья? Быть ли такое может? Пресвятая Богородица, не дай нам погибнуть безместно, в придорожной канаве… – Кованым обручем схваченная у запястья рука потянулась ко лбу перекреститься, но Илейка поспешил остановить Дмитриева: загремит железо, и драгун может очнуться от мягкой дремы на солнцепеке.
– Я это, дедушка Сидор. Вот где свидеться довелось…
– А дед твой Капитон? С тобой ли в Самаре?
– Его драгуны… убили. На глухой речке Иргизе, когда порушили поселение беглых, – прошептал в ответ Илейка. Дмитриев поднял взгляд на высокие кресты собора, мысленно помянул доброго знакомца и пожелал ему райского житья на том свете.
– Безвредный был человек и сердобольный, – сказал Сидор. – А ты как здесь обретаешься?
– У самарца-купца Данилы Рукавкина в работниках. Вас, дедушка Сидор, на Каменный Пояс везут?
– Нет, брат Илья. Бит нещадно батогами старый солдат. Драли Сидора аки сидорову козу, – с горькой усмешкой пошутил Дмитриев. На глазах выступили слезы давней обиды. – А теперь препровождают меня с семейством в Оренбург доживать остаточные дни в изгнании. Да мне все едино, где помереть, лишь бы не в придорожных репейниковых кустах. Я, можно сказать, счастливо отделался от царицыных катов-палачей. Зачли мне верную службу отечеству. Я ведь еще по набору Петра Великого в семьсот третьем годе был поверстан в солдаты. В разных полках служил, шведа крепко воевал под Нарвой-крепостью и у Полтавы. А затем по личному отбору государя Петра определен в лейб-гвардии Семеновский полк. Без малого сорок лет тянул лямку солдатской службы да десять лет в заводской страже у злопакостного Никиты Демидова. И что же? Под старость получил голодную отставку от заводчика да плетеные батоги по спине от матушки-государыни… Ну да бог им судья. Мне еще повезло, брат, – повторил Сидор, – атаманам нашим куда как лихо выпало на долюшку…
– Что… с ними? – еле слышно выдохнул Илейка, замер душой в ожидании ответа, а сам вновь покосился на дремавшего драгуна. За многоголосым гомоном у лавок и ближних возов солдат не слышал тихой беседы отставного солдата и отрока.
– Побрали по рукам отважных атаманов. Слух был среди конвойных драгун, что вышла Василию Гороху да Михаиле Рыбке тяжкая сентенция по решению криксрехта[6] – колесовать.
– Как это – колесовать? – не сразу сообразил Илейка. – Колесом телеги переехать?
– Да нет! Страшной смерти предать: отрубить топором руки да ноги, а живое тело положить на колесо телеги, вдетое на высокую жердь, для всенародного устрашения.
– Господи, спаси и помилуй! – Илейка испуганно, через силу перекрестился, с невероятным трудом веря в услышанное. – А протчим атаманам – тако же люто досталось?
– Волостному старосте Андрею Бурлакову, выборным атаманам Ивану Чуприну, Ивану Рыку и иным суждено быть повешенными пред очами всего ромодановского общества… Вот какова вышла милость ласковой нашей матушки-заступницы на наши челобитные. Эх-ма-а, судьбинушка мужицкая… Поизносился человек, и швыряют его прочь со двора, будто лапоть истертый.
Илейка шумно потянул воздух враз отсыревшим носом, сделал невероятное усилие над собой, чтобы не разреветься в голос посреди торговой шумной площади.
– Так и… сотворили с ними, как тот крикс… рехт постановил? – прерывистым голосом допытывался Илейка, оставляя все-таки в душе самую малую надежду на избавление атаманов от лютой казни. И Дмитриев укрепил в нем ту надежду своим неуверенным ответом.
– О том доподлинно не сведущ, Илья, – зашептал боязливо старый солдат. – Так приговорил криксрехт во главе с презусом[7] генералом Михайлой Опочининым, который на место бригадира Хомякова вскорости же заступил… А какова окончательная сентенция от Сената вышла – не ведаю. Молю Господа, чтоб жизнь им сохранил… Да сенат безжалостен, с его ведома изверг Демидов немилосердно лютует на своих заводах… Кнуты от крови, сказывают, пораскисли.
– Зачем же атаманы в руки-то дались? Неужто не могли отбиться да в леса уйти?
– Стало быть, не захотели бежать. Тяжкий крест вины возложили на свои богатырские плечи эти народные заступники. За весь ромодановский мир под топор ката легли…
Внимание!
Сайт сохраняет куки вашего браузера. Вы сможете в любой момент сделать закладку и продолжить прочтение книги «Демидовский бунт - Владимир Буртовой», после закрытия браузера.