Читать книгу "Синдром Джека-потрошителя - Влада Ольховская"

Мебели в комнате не было, измененный потолок оказался настолько низким, что Леон мог выпрямиться в полный рост только в центре зала. Да и Анне, вполне высокой, наверняка было здесь не слишком удобно. Поэтому она не ходила по комнате, а лежала на деревянном полу, закинув руки за голову.

Теперь он наконец понял, чем ей не угодил синий цвет, который она упоминала при их прошлой встрече. Дома она не носила парик, и ее волосы, в прошлый раз красные, теперь были темно-синими. Сначала Леон заметил это, а потом очередную странность ее наряда: она была в джинсах и топе, который левую руку оставлял открытой, а правую полностью скрывал от посторонних взглядов – всю, до кончиков пальцев, для этого к рукаву была пришита черная перчатка.

Анна наверняка слышала его шаги, но даже не подняла головы, чтобы посмотреть на него. Леон замер на пороге, совершенно растерянный, а она бросила ему:

– Заходи, чего стоишь?

– Зачем?

– А зачем приехал?

– Справедливо, – усмехнулся Леон.

Он, нагнувшись, пробрался вперед и после недолгих размышлений лег на пол рядом с ней. Леон сохранил между собой и хозяйкой дома почтительное расстояние, он не хотел, чтобы в этом была хоть какая-то двусмысленность. Ему было просто любопытно, зачем Анна делает это, зачем вообще понадобилось создавать такую комнату. И, растянувшись на теплом от скрытого подогрева полу, он действительно это понял.

Весь купол был исписан фразами – короткими, длинными, пересекающимися или идущими параллельно. Они были нанесены фосфоресцирующими чернилами, рассмотреть их со стороны двери или при ярком свете было нереально, комната с куполом казалась пустой и бессмысленной. Но вот так, в полумраке или даже полной тьме, она становилась совершенно другой.

– Что это такое? – нахмурился Леон.

Слова, написанные на потолке, были странными, иногда – непонятными, а иногда – совсем уж пугающими.

– Комната для мыслей, – с привычной невозмутимостью ответила Анна.

– Я не про комнату… Хотя с комнатой тоже ничего не ясно! Что за цитаты?

– Предсмертные слова.

– Что?!

– Предсмертные слова серийных убийц, – пояснила она. – Тех, которых смогли поймать, приговорили, а потом привели приговор в исполнение. Одни из них известны достоверно, другие – домысел, который кажется мне вполне вероятным.

– Господи, да зачем тебе это?

– Чтобы понять их. Они уже знали, что умрут, а перед смертью все обнажается. Страхи, злость, ненависть, сожаление – все, что таилось в душе, ожидая своего часа, выходит на поверхность, потому что иного часа уже не будет. В этот миг проявляет себя их истинная природа, которую я и пытаюсь понять. Нет учебника, который точно рассказал бы тебе, как охотятся маньяки, как они вообще появляются. Есть лишь несколько теорий, которые сами по себе не так уж плохи, но их недостаточно. А здесь – их обнаженные души, то, какими они были в момент, когда уже не нужно притворяться и можно снять все маски.

Леон никогда не был сентиментален. Брат даже упрекал его в лишней жестокости – и, может, был прав. Но даже ему становилось не по себе в этой комнате, наедине с последними признаниями тех, кто выглядел как люди, но вряд ли мог называться человеком.

А для Анны все было иначе. Она придумала эту комнату, создала все это и проводила внутри непонятно сколько времени.

– Зачем ты это делаешь?

– Я уже сказала.

– Но зачем тебе понимать их? – настаивал Леон. Он не мог отвести глаз от сияющих перед ним букв, слов, фраз… Все сливалось – как призраки, на мгновение выглянувшие с того света.

– Потому что кто-то должен.

– Звучит как особая миссия!

Он хотел свести все в шутку, но Анна не позволила ему:

– А это и есть особая миссия. Они все равно появляются – были всегда и будут дальше. Никто тебе точно не скажет почему. Они рождаются, вырастают, нападают и убивают. Жертвы будут в любом случае, но если их не остановить, жертв будет больше. При этом вычислить и поймать их очень сложно, это не муж, убивающий жену из мести, не мафиози, заказавший конкурента. У них нет привычных нам «зачем» и «почему». Они – дикие звери, и они охотятся. А как останавливают диких зверей, начавших охоту на людей?

– Их убивают…

– Или ловят. Но для этого нужен тот, кто знает их привычки, умеет идти по их следу. И вот тут вступаю я.

– Почему ты?

– Потому что я могу, – тихо и невесело засмеялась Анна.

– Но это же… это не может быть нормально.

– Смотря что ты считаешь нормой.

– Обычную жизнь, – указал Леон.

– С мужем? Семьей? Детьми? Встречами с подругами в кофейне? Работой в офисе с восьми до пяти? Да, это совершенно невозможно, не сочетается, и чем-то приходится жертвовать. Кто-то приносит немного жертв, кто-то отдает все, но даже самые малые жертвы – это уже бесконечность для обычного человека. Поэтому экспертов по серийным убийцам в принципе мало, и все они на досуге, который достается им редко, гоняют своих демонов. Чем больше кусков своей нормальной жизни ты отдаешь, тем больше демонов ты будешь гонять.

Кто-то другой посмеялся бы над ее словами, потому что над ними хотелось смеяться. Это своего рода защитная реакция: не верить в такую жизнь, высмеивать ее и не признавать, что звери, которые ничем не отличаются от людей, существуют так близко. Ирония, язвительность и цинизм – хорошая повязка на глаза, они позволяют верить, что угроза преувеличена, а такие, как Анна, просто пытаются придать себе значимости. Да и как может она, такая молодая, такая хрупкая, противостоять тем, о ком она говорит?

Но в этом странном, не подходящем для жизни доме, среди слов мертвых людей, Леон просто не мог иронизировать и не верить ей.

– И что же, ты хороша во всем этом?

– Знаешь, когда я закончила ремонт этого дома? – задумчиво поинтересовалась Анна. – Когда мне перевели гонорар за учебник практических задач для Куантико.

– Что?… Так, стоп! Это то, о чем я думаю?

– Зная тебя, предположу, что ты сделал правильный вывод. На этом учебнике никогда не будет имени автора, и всем плевать, что его написала молодая русская женщина. От меня требовалось смоделировать ситуации, которые сломали бы мозг будущим охотникам на маньяков. Мне заплатили за это достаточно, чтобы сделать из этого дома что-то толковое. Вот и весь ответ на твой вопрос.

– Но если следовать твоей теории о том, что чем больше ты знаешь, тем больше отдаешь, то для такого успеха ты, получается, отдала все?

Она впервые повернулась к нему, и в полумраке ее чайные глаза казались необычно темными.

– Нет. Мне, если угодно, повезло: мне нечего было отдавать.

Цинизм и язвительность снова требовали не верить ей, держаться за стереотипы, убеждать себя, что она, женщина, на это не способна. Леон перевел взгляд на слова, которые будто парили над ними.