Читать книгу "Автопортрет неизвестного - Денис Драгунский"

– Ты его описал даже не как баба, а как педик, – засмеялась Юля и проговорила этаким капризным голосом чуточку в нос, как в анекдотах изображают гомосексуалов: – Такой некрасивый, что даже обидно…

– Даже обидно, что ты дослушать не хочешь. А там интересно!

– Извини, извини, – сказала Юля.

– Вот. Сидят, пьют кофе, болтают о своем, о девичьем, а этот Славик у них, я же говорил, как подружка, они его не стесняются. И вот как-то эта главная красавица, Наташа ее звали, говорит в ответ на очередную лесть окружающих девок, что она, да-да конечно, самая красивая на свете, но при этом прекрасно понимает: ножки кривоваты, сиськи низковаты, жопа маловата и пузико с угрозой разрастания. «Что ж поделаешь, – говорит она, – придется донашивать!» Подружки замолчали, сочиняя льстивые возражения, и вдруг этот Славик говорит: «Наташенька, зачем донашивать? Можно все исправить». Она засмеялась: «Неужели?» – «Да запросто, – говорит Славик. – Для меня это не вопрос». – «Ну сделай!» – еще громче засмеялась. «Я-то сделаю, но тут есть одно, так сказать, неудобство, некий отрицательный побочный эффект, я обязан предупредить». – «Что такое?» – У нее уже глаза горят. «Видишь ли, мне даже неудобно говорить при девочках…» – «Говори, говори!» – «В общем, если я это сделаю, ты в меня влюбишься». Она говорит: «Славочка, да за одно такое обещание можно влюбиться! Считай, что я уже в тебя влюбилась!» Он говорит: «Не шути. Ты в меня влюбишься на всю жизнь и безответно». Она говорит: «Почему же безответно?» – «Потому что я женатый мужчина. Люблю свою жену». Он, кстати, часто фото показывал, держал в бумажнике, как приличный муж и отец. Жена так ничего… Ничего особенного, но не страшная, не как он. Дочка такой пупсик. Вот… – Игнат замолчал.

– Что «вот»? – поторопила его Юля.

– Да ничего. – Он вдруг нахмурился. – Она, эта Наташенька, говорит этому Славику: «Ничего! Я уж как-нибудь справлюсь с чувствами». В общем, она согласна. Славик ей говорит: «Давай. Будем работать. Пошли, найдем пустую комнату». Она сказала: «Нет уж, я же в тебя пока еще не окончательно влюбилась! Отдаваться пока не готова!» И подружки тоже захихикали: «Хитрый какой! В пустую комнату? Может, еще с диваном?» – «Да ладно вам, – говорит Славик. – Могу прямо здесь. Давай, вставай». Она встала из-за стола – в буфете было мало народу, поэтому никто особо внимания и не обратил, – встала она из-за стола, он к ней подошел и быстро-быстро своими некрасивыми руками с плоскими пальцами, быстро ее всю обтрогал, общупал с макушки до пяток, спину погладил, грудь, живот, талию, попу, присел на корточки и обгладил все ноги, от самого этого самого до ступней, до пальцев – прямо поверх туфель. Потом встает и говорит: «Всё». – «Что – всё?» – «Готово, – говорит. – Завтра проснешься, и все будет о’кей». Встал, собрал со стола чашки на пластмассовый поддон и ушел. Эта Наташа на него даже обиделась. Ну, не то чтобы всерьез, по-настоящему – да кто он такой, подружка-служанка, чтоб на него по-настоящему обижаться? – но почувствовала некоторую даже брезгливость. Потому что она и вообразить себе не могла, что он ее будет руками, извините, трогать. Она подумала, что он специально придумал эту глупую шутку, чтобы ее, главную здешнюю красавицу, просто так взять и полапать. «Гадость какая, – сказала она своим подружкам. – Бр-р! Прямо душ принять хочется! Фу!» А подружки тут же вспомнили, как он забирал себе сдачу, якобы шутя, якобы на чай, и тоже всячески стали изображать брезгливость и повторять вслед за ней «бр-р!» и «фу!» Вот.

– А дальше? – спросила Юля.

– А дальше, – протянул Игнат, – а вот да-а-альше… Дальше самое интересное. Она пришла домой. Что она делала вечером, об этом история умалчивает, но утром она пошла в ванную, скинула халат перед зеркалом – и совершенно обалдела. Талия тонкая, животик подтянутый, попа – как яблоко, сисечки высокие и торчат, ноги стройнющие и даже, вы не поверите, друзья, и даже косточка на левой ноге у большого пальца, которая уже начинала слегка выпирать и по вечерам краснела от обуви и грозила через десяток лет превратиться в неаппетитный этакий суставной выступ, а еще лет через несколько и вовсе искорежить стопу, этой косточки вовсе нет, и врастающего ногтя на большом пальце правой ноги тоже нет. Пальчики, как пульки, аккуратненькие и сладенькие, ей прямо самой себе поцеловать хотелось ножки. Но еще сильнее – она это с ужасом почувствовала – ей захотелось, чтобы это сделал Славик. Чтобы он оказался с ней в ванной, тоже голый, чтобы они залезли в душ и стали всячески играть и развлекаться. От этих желаний и фантазий она – уже под душем – как следует кончила, что с ней вообще-то случалось нечасто. Оделась и побежала на работу с одной только мыслью – поскорей увидеть Славика…

Он замолчал, глядя на Юлю скорее рассеянно, думая о своем.

– Ну и? – поторопила она.

– Ну и все было, как он предупреждал. Я не стану пересказывать всю эту жалкую эпопею, которая творилась на глазах всего нашего института. Хотя, конечно, мог бы описать это подробно и сладостно. Как она в первую же встречу в буфете сначала глядела на него сияющими глазами, а потом под столом сняла туфлю и босой ножкой – лето было – погладила его по ноге, и как он отдернулся и посмотрел на нее, подняв брови, а она покраснела, а потом сказала «прости», а потом наивно спросила: «А что ты сегодня делаешь?», и как он пожал плечами и сказал: «Дочку из садика забираю, а потом мы с Танюшей идем к ее родителям, на день рождения Таниной мамы», а она покивала и спросила: «А завтра?» – в общем, вела себя как восьмиклассница, влюбленная в соседского студента… Дальше – больше. Она не отставала от него. Он помаленьку привык к ее влюбленности, уже не шарахался от нее, а сидел в буфете за столиком и любезничал с ее подругами, а она приносила ему кофе и булочки. Теперь он был царь, подруги – фрейлины, а она – служанка. Всё с ног на голову! Она ждала его у лифта, провожала к выходу и потом до метро. Умоляла разрешить подвезти его на своей машине. Он иногда разрешал. Дальше – еще больше.

– Куда ж больше? – несколько нервно спросила Юля.

– Больше всегда есть куда, – сказал Игнат. – А именно вот. Однажды она пришла на работу совершенно счастливая. Сияла как медный грош, как выражались герои старинных русских романов. Тут же выболтала подружкам, что это случилось! Сбылось! Наконец-то! Его жена с дочкой уехали на дачу к ее родителям, а он на недельку остался в городе. Но потом отпуск, он тоже уехал на дачу, а она вся извелась за этот месяц… Вот так примерно. Нет, это еще не все. Бывали дни, когда Славик сильно ссорился с женой, и бедной Наташе немножечко перепадало. Иногда даже на работе. Вечером. Этак второпях. В пустой комнате. На столе. Ну или на диване – там в некоторых кабинетах диваны были.

– Грустно, – сказала Юля.

– Погоди! Дальше будет еще грустнее. Шли годы… – Он вдруг зевнул. – Ой, прости, бога ради. Как-то в сон клонит. Погода, черт знает, голова гудит. Да. Шли годы, смеркалось…

– Рано тебе еще на погоду жаловаться! – сказала Юля. – Ну и много лет прошло?

– Не очень. Года два или три. Самое интересное, что Наташенька только хорошела, а Славик, наоборот, стал как-то совсем сдавать. Еще сильнее дурнеть в смысле внешности. Лысина у него пошла шелухой, а щеки – прыщами. Из-за этого он теперь очень редко брился и стал весь кашлатый, как моя бабушка говорила. Но Наташенька прыгала вокруг него как сумасшедшая. Наверное, она правда слегка двинулась умом. Он ее трахал примерно раз в квартал, как большое одолжение, а она была счастлива. Короче, примерно на третий год ее родители очухались. У нее были серьезные мама с папой, оба. Сначала с ней вели добрые родительские беседы – никакого толку. Потом со Славиком. Сулили златые горы, только женись на нашей дурочке. А он никак не хотел разводиться со своей Танюшей. «Извините, – говорит, – я люблю свою жену, а вашу дочку – нет. Хотя она прекрасный, умный, достойный человек и очень красивая женщина! Нельзя же любить всех красивых, умных и достойных женщин. А тем более на всех на них жениться». – «Что же ты, негодяй, ее приворожил? И зачем ей фигуру исправил?» – «Я? – Славик брови поднимает. – Фигуру исправил? Что вы такое говорите, разве фигуру можно исправить, да еще в одно касание! Приворожил? Господи, мы же с вами взрослые образованные люди, как же вы верите в какие-то сказки?» Тогда стали требовать, чтоб он уехал. Грозили, умоляли, деньги давали. Обещали карьеру – хоть в Петербурге, хоть за границей. Он говорит: «Спасибо, конечно, за вашу заботу и обещанную помощь, но я как честный человек должен предупредить: она все равно меня найдет и приедет. И в Петербурге, и в Праге, и в любом другом нормальном месте. А если я уеду к черту на рога, в Аргентину, в провинцию, в пампасы и там глухо законспирируюсь – Наташенька умрет от тоски, я вам буквально говорю». – «Что же делать?» И вот тут он ошибся. Он ответил: «Как Наташенька выражается, донашивать». Это он очень зря сказал, страшно разозлил ее родителей, а они были серьезные люди, я же говорил. Конечно, надо было сказать что-то мягкое, сочувственное, уклончиво-обнадеживающее типа «Ну что вы, давайте подождем, обойдется как-нибудь, само пройдет, время – лучший лекарь, и не такие истории в итоге все-таки заканчивались». А он вот так резко и отчасти даже пренебрежительно: «Донашивать!» Терпите, мол, ничего вам не светит. В общем, через пару месяцев нашли нашего Славика на даче в лесу. Гулял, поскользнулся, упал в овраг, напоролся горлом на сук. Наташенька об этом узнала.