Читать книгу "Бельканто - Энн Пэтчетт"

– А ты не собираешься признаться ей в любви? – спросил подрядчик. – Это же твой дом. Имеешь полное право объясниться первым.

Рубен обдумал предложение своего гостя.

– Вполне вероятно. – Он старался не смотреть на Роксану. Но не мог. Он представлял себе, как берет ее за руку, как предлагает пойти посмотреть звезды с каменной веранды за домом, если, конечно, им когда-нибудь позволят выйти из дома на веранду. В конце концов, он ведь не кто-нибудь, а вице-президент страны! Это должно произвести на нее впечатление. Да и сама она не очень высока ростом. Этакий эльф, карманная Венера. Рубен Иглесиас был очень благодарен судьбе за ее рост. – Это может показаться неуместным, принимая во внимание мое нынешнее положение.

– Да чего тут неуместного? – беззаботно спросил Оскар. – В конце концов нас по-любому убьют. Или те, кто здесь, или те, кто там. Дело как пить дать дойдет до стрельбы. Кто-нибудь непременно да ошибется. Те, кто снаружи, не допустят, чтобы было похоже, будто с нами хорошо обращались. Им надо, чтобы дело кончилось нашей смертью. Нельзя же, чтобы народ набрался неправильных идей. Ты сам человек государственный, больше меня в этом понимаешь.

– Действительно, так бывает.

– Так что же мешает тебе ей сказать? Я-то хочу ей признаться, чтобы хоть знать, что перед смертью не сидел сложа руки. Поговорю с этим молодым японцем, переводчиком – когда наступит подходящий момент, то есть когда я буду знать, что хочу сказать. С такими женщинами торопиться нельзя.

Рубену очень нравился этот подрядчик. Хотя раньше они никогда не встречались, лишь то, что они из одного города, заставило их почувствовать себя сначала соседями, потом старыми друзьями, а потом и братьями.

– А что ты знаешь о таких женщинах?

Оскар захихикал и положил руку своему «брату» на плечо:

– Вот что я тебе скажу, крошка вице-президент, – сказал он, – я знаю столько, сколько тебе и не снилось!

Это, конечно, был чистой воды треп, но в подобной ситуации треп был уместен. Лишившись всех привычных свобод, Оскар Мендоса понемногу пристрастился к новым свободам, маленьким и скромным: к праву на навязчивые идеи, к праву на бесконечные воспоминания. Вдали от своей жены и пяти дочерей подрядчик, которому больше никто не перечил и которого больше никто не перебивал, ощутил в себе способность мечтать без постоянной оглядки на окружающих. Оскар Мендоса давно уже остепенился, стал хорошим отцом, но сейчас снова вспоминал молодые годы. Дочь – вечный предмет раздора между отцами и ухажерами, и отцы в этой битве хоть и сражаются доблестно, но всегда проигрывают. Оскар прекрасно знал, что одна за другой его дочери когда-нибудь его покинут: или торжественно, по окончании брачной церемонии, или буднично, в машине, несущейся в сумерках по направлению к океану. В свое время Оскар сам заставил слишком многих девушек забыть их нравственные принципы и хорошее воспитание, с нежной настойчивостью покусывая их сзади за шею, в то самое место, где начинаются волосы. Девушки в этом смысле похожи на котят: прихвати их правильно за шкирку – они и размякнут. Затем Оскар принимался нашептывать им заманчивые предложения, расписывать все, чем они могли бы заняться вместе, все темные тропы, на которых он готов быть их проводником. Его голос проникал в девичьи уши, как наркотик, просачивался все глубже и глубже, пока наконец они не забывали обо всем на свете, пока не забывали, как их звать, пока сами не предлагали ему себя, свои теплые и сладкие, как марципан, тела.

При одной мысли об этом Оскар поежился. Будучи готов снова сыграть роль молодого, он с легкостью мог представить себе табун парней, осаждающих его собственный дом, мальчишек, готовых утешить его дочерей в их ужасном горе, пока отец томится в плену у террористов. «Пилар, какой ужас, как я тебе сочувствую. Изабель, ну нельзя же все сидеть в четырех стенах. Тереза, твой отец наверняка не хотел бы, чтобы ты так страдала. Посмотри, я принес тебе цветы (или птичку, или моток пряжи, или цветной карандаш – ДА КАКАЯ РАЗНИЦА)». Интересно, хватит ли у его жены ума запереть дверь? Она никак не могла взять в толк, что от этих мальчишек ничего хорошего не жди. Верила их россказням точно так же, как в юные годы верила Оскару, когда они миловались, пока ее отец умирал от рака.

О чем он думал, желая приударить за оперной певицей? И кто такие эти две девушки, Беатрис и Кармен? Что они здесь делают? Где их отцы? Может, их пристрелили во время какой-нибудь местной революции? Как эти девушки без отцов защищаются от парней? В этом доме везде полно парней, дрянных, злобных парней с грязными волосами и не менее грязными руками, которыми они наверняка так и норовят схватить их за грудь.

– Ты что-то плохо выглядишь, – сказал вице-президент. – Все эти разговоры о любви совершенно не вяжутся с твоим обликом.

– Господи, когда же мы, наконец, отсюда выберемся? – спросил Оскар. Он сел на диван и уронил голову на колени, словно ему подурнело.

– Выберемся? Так ты же сам только что говорил, что нас всех убьют.

– Я передумал. Меня не убьют. Вот я точно могу кого-нибудь убить, а меня никто убивать не станет.

Рубен сел рядом и прижался здоровой щекой к широкому плечу друга.

– Ты сам себе противоречишь, но это ничего. Мне больше нравится, когда ты так говоришь. Давай считать, что мы все останемся живы. – Он поднялся с дивана. – Знаешь что, подожди здесь. Я схожу на кухню и принесу тебе льда. Ты не представляешь, насколько лучше человеку может стать ото льда.

– Вы играете на рояле? – спросила Гэна Роксана Косс.

Он не заметил, как она подошла. Он стоял спиной ко всем и смотрел в окно на гаруа. Гэн старался расслабиться и не напрягать глаза. Казалось, еще немного, и он начнет видеть в тумане то, чего нет. Господин Хосокава посмотрел на Гэна выжидательно, явно желая узнать, что говорит певица, и несколько секунд молодой человек в замешательстве соображал, отвечать ей или перевести обращенный к нему вопрос господину Хосокаве. И все же сначала перевел, а потом ответил: «Нет, к сожалению, нет».

– А я думала, играете, – сказала она. – Вы производите впечатление человека, который столько всего умеет. – Она взглянула на его патрона: – А господин Хосокава?

Господин Хосокава грустно покачал головой. До того как стать заложником, он считал себя человеком успешным и многого достигшим в жизни. Теперь жизнь представлялась ему длинным списком неудач: он не говорит ни по-английски, ни по-итальянски, ни по-испански. Он не играет на рояле и даже никогда не пытался научиться. Им с Гэном ни разу в жизни такое не приходило в голову.

Роксана Косс окинула взглядом комнату, как будто искала своего аккомпаниатора, но тот уже был на другом конце света, и землю над его могилой сковали ранние шведские морозы.

– Я повторяю себе, что все это закончится очень скоро, что я просто взяла отпуск. – Она посмотрела на Гэна. – То есть нет, я не считаю, что это отпуск.

– Разумеется.

– Мы сидим в этой ужасной дыре почти две недели. Я никогда не делала перерывов в пении больше чем на неделю, если только не была больна. Мне пора возвращаться к вокалу. – Она придвинулась к мужчинам, и те машинально склонились к ней. – Я совсем не хочу петь здесь. Не хочу развлекать террористов. Как вы думаете, мне стоит подождать еще пару дней? Может, они нас отпустят к тому времени? – Она снова оглядела комнату, словно надеясь увидеть, что кто-то из заложников сложил на коленях особо изящную пару рук.