Читать книгу "Диана де Пуатье - Филипп Эрланже"

— Пусть эта женщина встанет! — сказал король, не уронив своего величия. — А Вы, сударь, если Вы имели наглость крутить здесь роман с камеристкой госпожи д'Этамп, отправляйтесь в тюрьму и подумайте о недопустимости подобного поведения!

Здесь было от чего заскрежетать зубами уже Диане.

Впрочем, ее безупречное поведение тщательно скрывало ее безудержную ненависть. Она всегда держала себя в руках и превосходила маленькую Эйи за счет потрясающего достоинства и хладнокровия. Однажды Екатерина Медичи и госпожа д'Этамп, заключив друг друга в объятья, разрыдались, проклиная эту неуязвимую красоту. По словам Соваля, пылкий Таванн предложил, чтобы утешить их, отрезать нос их злейшему врагу!

Борьба продолжалась посреди всеобщего гуляния. Несмотря на войну и на разруху, «королевская резиденция» оставалась все такой же великолепной. Каждый год сумма, потраченная на ее содержание, достигала пятнадцати миллионов экю,76 из которых, по свидетельствам послов, три миллиона уходили на подарки дамам. Эти прекрасные создания отнюдь не решали «за всех, даже за генералов и министров», но было по крайней мере небезопасно не принимать во внимание их влияние.

Все находились там, пока в Компьене 23 сентября 1539 года (а не 1538-го, как за Мартеном Дю Белле повторяет Мишле) король не «слег от нарыва болезненного гнойника внизу живота», то есть абсцесса в области промежности, который станет предметом спора врачей, хронистов и историков на долгие века.

Этот гнойник появился у него уже давно, вызванный венерическим заболеванием, подобным тому, как утверждает Брантом, от которого скончалась королева Клод. В 1604 году Гюйону, врачу из Юзерш ан Лимузен, стали известны удивительные обстоятельства, при которых Франциск, скорее всего, заразился. Он впервые рассказал историю о любовной связи короля с женой адвоката, о ревности мужа и о мести этого Отелло-мазохиста, привившего себе ужасную болезнь, чтобы передать ее жене и, через нее, своему сопернику.

Мезере в 1646 году обратился к этой же истории и сделал ее достоянием общественности, написав «Прекрасную Фероньеру». Он пространно описывал последствия этого ужасного происшествия (по его мнению, относящегося к 1539 году), «едкие ростки этой инфекции», «изматывающую горячку и томительную досаду, которые делали его (Франциска) ни на что не способным».77 По Мишле, сифилитический абсцесс определил всю вторую половину правления Франциска.

Затем выяснилось, что у Гюйона просто разыгралось воображение, что связь Франциска с госпожой Дизом, дочерью адвоката Ле Кока — эта женщина единственная из его любовниц могла быть тем самым роковым созданием — относилась к 1515 году и никак не могла являться доказательством правдивости этой романтической истории; что вместо того, чтобы сослаться на какой-либо источник, Мезере написал: «Я слышал, что…» Прекрасная Фероньера попала в историю, не имея на то никаких оснований.

Также стало известно, насколько преувеличена была степень нездоровья Франциска I, которого за год до смерти Марино Кавалли с восхищением назвал «сильным и здоровым», а сестра короля Маргарита радовалась тому, что «у него совсем ничего не болит».

Сомнения все множились, и появилось мнение о том, что Франциск вообще не являлся жертвой Венеры,78 и его можно было рассматривать как образец телесной мощи или, по крайней мере, телесной сохранности. Это также не было истиной. Загадка еще долго не была бы разгадана, если бы «Дневник» Луизы Савойской и два зашифрованных письма Карлу Пятому не помогли бы нам, наконец, узнать правду:

«Седьмого дня, сентября 1512 года, — написала Мадам, — мой сын выехал из Амбуаза, направляясь в Гиень… а за два дня до этого он почувствовал боль в секретном месте».

Следовательно, болезнь, завезенная на материк моряками Христофора Колумба, началась у него, когда ему было около семнадцати лет. Пятнадцать лет спустя, в декабре 1527 года, затем в январе 1528 года императору сообщили — вероятно, разыскивая похожий рецепт — что его соперник употребляет «индийское дерево» для лечения от «постыдной болезни, приключившейся с ним».79 Король, кроме того, покупал у нормандских корсаров, вернувшихся из Бразилии, «дерево гайя или святой пальмы», другое считавшееся действенным средством.80

Это значит, что Франциск I был «заражен», причем в подростковом возрасте. Врачи лечили его сильнодействующими, даже чересчур сильными средствами, и не безрезультатно. Но в конечном счете сказочная мощь этого великана, вошедшая в пословицу, была, на поверку, лишь кажущейся. Его отец умер молодым от туберкулеза, и Франциск, по всей видимости, унаследовал этот недуг. Недомогания и приступы лихорадки случались с ним бессчетное количество раз. Он страдал от заболевания мочевыводящих путей. У него было множество ранений, полученных при самых разных обстоятельствах, и во всем кроме еды излишество было его нормой.

На человека с настолько подорванным здоровьем абсцесс произвел ужасающий эффект. Долгое время все жили в ожидании грандиозных перемен и начала нового правления. Пока королева и госпожа д'Этамп возносили к небу свои мольбы, друзья короля в испуге пытались подобраться поближе к герцогу Орлеанскому, Диана сохраняла достоинство, была непроницаема и неприступна. Так, ей не пришлось испытать ни малейшего страха и не подвергнуться ни одному оскорблению. Тем временем открывшийся гнойник очистился от содержимого, вернув тем самым Франциска I в мир живых.

Процесс выздоровления затянулся надолго, и Монморанси воспользовался слабостью своего господина для достижения цели, которую он считал победной вершиной своей политики. Король дал свое согласие на то, чтобы Карл Пятый пересек Францию и подавил бунт жителей Гента. Тем временем несчастные горожане в своих воззваниях как раз и утверждали необходимость власти сюзерена Франции!

Окруженный врагами, император понимал, что все наземные пути для него закрыты. Длительное и опасное морское путешествие лишило бы его радости достичь Фландрии. И вновь Монморанси, жаждущий мира и порядка, оказал Габсбургу неоценимую услугу. Действительно, перед тем как пересечь границу, Карл пообещал передать Миланскую область герцогу Орлеанскому. Этого было достаточно, чтобы притупить бдительность короля, который, к тому же, был в восторге, что сможет проявить свой рыцарский дух.