Читать книгу "Мифы и предания Древнего Рима - Дина Лазарчук"

Благие намерения Спурия Кассия

Плебеев волновали не только их политические права, но и вопрос владения землей, ведь на общественную землю у них тоже права не было. Во всех своих удачных военных походах римляне отторгали у врагов часть земли, которая становилась общественным полем, распределявшимся между родами патрициев. Отдельные участки земли патриции отдавали своим клиентам, бесправным работникам, которые ее обрабатывали. Патрон защищал своего клиента в суде и отстаивал его права, так как самостоятельно сделать это клиент не мог.

С годами существования Вечного города росло число свободных, но безземельных плебеев, занимавшихся ремеслом и мелкой торговлей. Для государства это было невыгодно, так как безземельные люди не служили в войске. И вот задумавшийся об этом консул Спурий Кассий решил ввести новый закон, по которому хотел наделить плебеев землей.

Только что победой закончилась война Рима с герниками, и две трети всей их земли римляне забрали себе. Тогда Спурий Кассий предложил половину этой земли отдать плебеям, а половину — союзным латинам, перебивавшимся в такой же нищете, что и плебеи. Это был первый в истории Рима земельный закон.

Каково же было изумление консула, когда закон его вызвал возмущение как в сенате, так и у простого народа. Плебеев оскорбило то, что половину земли Спурий Кассий собирается отдать чужеземцам, хотя собственный его народ нуждается в ней ничуть не меньше, более того, разве не во власти консула было отобрать у герников всю их землю, так зачем же он оставил столько плодородных полей врагу?

Сенат же испугался нового закона, так как консул пожелал отдать плебеям и ту общественную землю, которой незаконно завладели частные люди. Среди этих людей было немало влиятельных патрициев, не желавших землю возвращать. Боялись сенаторы и того, что своими щедротами Спурий Кассий приобретет слишком большое влияние в государстве. Против выступил даже второй консул Прокул Вергиний, опасавшийся угрозы свободе Рима якобы оттого, что Спурий Кассий прокладывал себе дорогу к царской власти.

Земельный закон Спурия Кассия принят не был, а когда он сложил с себя полномочия консула, его тут же судили. Разные версии этого суда пересказывают античные авторы. По одной, Спурия Кассия судил его же собственный отец по праву «отцовской власти», разрешавшей главе семьи распоряжаться жизнь и смертью даже взрослых детей. Отец высек его и предал смерти, а имущество сына отдал в храм Цереры. На эти деньги, говорят, была отлита бронзовая статуя богини с надписью «Дар из Кассиева дома». Версия более правдоподобная говорит, что бывшего консула привлекли к государственному суду, обвинив в преступлении против отечества — желании захватить царскую власть. Народ приговорил его к смерти, и как изменника Спурия Кассия сбросили с Тарпейской скалы, а дом его разрушили.

Так или иначе, Спурий Кассий погиб, а с ним погибли и его благие намерения.

Гибель Фабиев

В отсутствие права на общинную землю недовольство плебеев росло, и все менее охотно шли они записываться в войско, ведь несправедливо платить потом и кровью за землю, которой владеют другие. Учитывая, что плебеев в римских легионах было куда больше, чем патрициев, консулы, находясь в столь шатком положении, все чаще пытались миром решать те споры, которые раньше решали войной. Гордых патрициев такое положение дел угнетало, ведь слава их семей, как и слава самого Рима, построена была на воинских подвигах, а не на заискивании перед окрестными племенами.

Меж тем уже не первый год этруски из города Вейи досаждали Риму набегами. Серьезной войны с ними ничто не предвещало, но сами набеги эти все время отвлекали внимание консулов от дел более серьезных и важных. Приграничные стычки с этрусками требовали держать в тех краях лишь небольшой сторожевой отряд, но и его не мог выставить Рим из-за плебейских бунтов.

Консулом тогда, в 477 году до нашей эры, был Цезон Фабий из древнего и могущественного рода Фабиев. И вот однажды от имени всего рода консул выступил в сенате с такими словами: «Мой род возьмет на себя войну с Вейями, вашей же заботой пусть будут все остальные войны. От себя обещаю не опозорить славы великого Рима и, так как война эта — война моего лишь рода, от государства не требую на нее ни денег, ни солдат». Пораженный сенат рукоплескал Фабию.

Скоро весь город знал о неслыханном поступке Фабиев. Их стали превозносить до небес: говорили, что найдись в Риме еще два рода столь доблестных и отчаянных, один взял бы на себя вольсков, другой — эквов, и Рим думать бы забыл о любой опасности. Наутро все Фабии при оружии собрались у дома консула и оттуда выступили в поход. Огромная толпа провожала их до самых ворот. Триста шесть человек насчитывал отряд Фабиев, и никогда еще не отправляли граждане города на войну войско столь малое числом и столь великое славой. Народ молился за Фабиев, громко желал им победы в походе и счастливого возвращения домой. Под славословия толпы Фабии прошли через правую арку Карментальских ворот и покинули город.

Фабии дошли до берега реки Кремеры и, сочтя место подходящим, возвели укрепленный лагерь. И поскольку этруски ограничивались в тех краях лишь разорением полей, маленького отряда Фабиев вполне хватало, чтобы не только отражать их набеги, но и совершать вылазки на этрусскую землю. Неоднократно Фабии сходились с врагом и в открытом бою, и надо сказать, что одному лишь римскому роду удавалось одерживать победы над целой армией. Этрусков это, конечно, приводило в негодование, и они задумали заманить Фабиев в ловушку.

Фабии дрались неустрашимо, дерзость их и чувство превосходства над противником от победы к победе только росли. Этруски же нарочно стали Фабиям поддаваться: при виде немногочисленного их войска крестьяне бросали поля, а вооруженные отряды обращались в притворное бегство. Так Фабии поверили в полную собственную непобедимость и поплатились за это.

С берега Кремеры заметили римляне пасущееся в полях стадо и помчались к нему, не обращая внимания на видневшиеся кое-где отряды этрусских воинов. Полагая, что при приближении Фабиев этруски, как всегда, кинутся врассыпную, Фабии беспечно ворвались на поле и стали ловить разбегающийся скот. Тут-то со всех сторон налетел на римлян враг: засвистели дротики, взметнулись копья, и вот уже отряд Фабиев окружили со всех сторон.

Поняв, что этрусков значительно больше, Фабии перестали беспорядочно отбиваться от смыкающего кольцо врага, построились клином и стали прорываться наружу. Сумев пробиться сквозь ряды этрусков, Фабии вышли на пологий холм, где удобно было обороняться, и даже откинули врага, но и впрямь многократно превосходили их числом этруски, так что часть их обошла холм и ударила римлянам с тыла. Все Фабии, кроме одного, погибли в той жестокой битве. Из трехсот шести человек уцелел один лишь юноша, от которого впоследствии возродился благородный род Фабиев, давший Риму еще немало знаменитых воинов и полководцев, в числе которых знаменитый Фабий Кунктатор, спасший Рим от полчищ Ганнибала.

В память о гибели Фабиев день их последней битвы — 18 июля 477 г. до н. э. римляне провозгласили «черным» днем календаря, и улицу, по которой Фабии шли к Карментальским воротам, прозвали «Несчастливой». Этруски же из Вей, воодушевленные победой, сумели разбить и консульское войско и даже заняли на время Яникул, так что самоотверженная гибель Фабиев сослужила Риму недобрую службу.