Читать книгу "Тоннельщики - Александр Сапегин"

Проведя рукой по лицу, Николай будто сбросил с него маску шутника, под которой внезапно обнаружились глубокие тени под глазами и морщины, начавшие пробивать борозды на пахотном поле высокого чела. Нос пилота хищно заострился, а складки, сбегающие от крыльев носа к уголкам губ, мгновенно испарили весёлую улыбку, сделав её желчной и саркастичной. Кашлянув, он закончил усталым тоном:

– Так что, Богдан Михайлович, будь готов в любой момент передавать дела заместителю. Мы, конечно, постараемся обойтись своими силами, но чем Пустота не шутит. Ты просто не представляешь, какая каша заваривается в верхах. Кое-кто серьёзно полагает, что у Провала хотят отобрать Третий флот. Представляешь?! Такие дела, Богдаша.

Сцепив пальцы в замок и откинувшись на спинку кресла, Богдан ненадолго смежил веки. Думы в его голове обрели цвет очень далёкий от радужных искр:

– Думаете, дойдёт до отделения? – озвучил он терзавшие его черные мысли. – Сектор не отдаст флот.

Парни пожали плечами и дружно отвели взгляды, а Северов впервые задумался о разговоре парочки роух на пассажирском лайнере. Егор охотно поделился подслушанным трёпом. Не хотелось бы думать, что секьюрити-реконструктор оказался пророком. Если дело дойдёт до отделения, сектор моментально объявят гнездом сепаратизма, а что делают с сепарами? Известное дело…

Сразу встает вопрос о сильном и надежном союзнике. А кто им может стать в сложившихся обстоятельствах, учитывая тот факт, что на трансграничных планетах русские давно мирно сосуществуют и сотрудничают с роух, вплоть до создания совместных администраций и городов? В кулуарах сената Конфедерации давно льют воду на мельницу предательства русскими интересов человечества и союзников, а некоторые сенаторы позволяют заявлять об этом публично. До последнего времени лай шавок никто не воспринимал всерьёз, кто знает, как изменится обстановка и общественное мнение через месяц или два. Как знать, найдутся ли у дипломатов нужные слова для заливки водой разгорающегося пламени и остужения горячих голов. Считай, каас добились цели, таки почти сломав Конфедерацию через колено.

– Хорошо, буду иметь в виду. С заместителем проблем не вижу, только учтите, парни, это всё, – Богдан хлопнул ладонью по «рамке» с секретными материалами, – имеет силу на борту «Коника», а до этого вы будете числиться в штате сотрудников вахтовой станции со всеми отсюда вытекающими последствиями в виде внутреннего распорядка, дисциплины и довольствия. Особенно дисциплины! – скользнув по Кузьмину, Богдан остановил взгляд на Мухине. – В первую очередь это касается тебя, Олег! Я тебя ничем заклинать не буду, но лучше ты сам вешайся! Твои шуточки на главной станции уже у всех в печёнках сидят, если ты здесь отмочишь что-то подобное, я тобой лично без задания координат «стрельну» с кольца. Понял?

– Да нешто мы без понятий, Михалыч? – смирение на лице Олега можно было намазывать на хлеб вместо масла, поэтому в покорность главного хохмача Северов не поверил ни на грош. Не выдержит душа поэта, никак не выдержит.

– Моё дело предупредить. Выметайтесь, олухи. Топайте к Михельсону, он вас определит на постой и довольствие.

Семь дней возничие на «Конике» ежедневно мотались за околицей, практически не участвуя в жизни станции, и Богдан с дуру понадеялся на то, что пронесёт, но на восьмые сутки у Мухина взыграло ретивое и командировочная парочка нарвалась на праведный гнев женской половины коллектива.

Знаменательный день, отмеченный неудачной шуткой и неожиданными последствиями для самих шутников, Богдан провёл на кольце, инспектируя установку генераторов силового поля на собранной части конструкции. Чтобы многокилометровую махину не свернуло подобно петле Лиссажу, монтировались так называемые элементы или «спицы», связывали обод в единый каркас. Одна радость, обычно тоннельные кольца располагаются вдали от планет, и не надо забивать голову установкой двигателей коррекции и ориентацией конструкции.

Вернулся Северов перед самым отбоем и был поражён царящей на станции тишиной. Слишком, нарочито подозрительной тишиной. Обычно в это время народ шастает из угла в угол, спеша завершить недоделанные за день дела, а тут тихо. Все забились по углам и не отсвечивают. Прямо образцовая станция и примерный персонал на радость начальству. Так не бывает. Хмыкнув, Богдан прошёл в кабинет и активировал на сенсорной панели режим просмотра событий.

– Марья, – поймав взглядом микроскопический глазок камеры, Северов обратился к ИИ, – ты мне ничего не хочешь рассказать?

– Добрый вечер, Богдан Михайлович! – учтиво отозвалась Марья. – За прошедший период никаких чрезвычайных происшествий не зафиксировано.

Спрятав лицо в ладонях, Северов невесело усмехнулся. Дожил, его уже ИИ станции пытается надуть.

– Маша, я чувствую, когда мне врут. Люди или машины, без разницы. Не уподобляйся некоторым несознательным личностям и не заставляй меня вводить шифр протокола на доступ к архивным файлам. Так как?

Из динамика послышался тяжёлый вздох:

– Я их предупреждала…

– Маша, не тяни резину. Я ещё жду рассказа и кино, но терпение уже на исходе.

Богдан как в воду глядел. Мухин, успевший за несколько дней пребывания на станции заработать кличку Мушка, не усидел на попе ровно. Душа поэта требовала выхода из узких рамок закрытого помещения. И эта недобитая дрозофила не придумала ничего лучше, чем состряпать голограмму высокого разрешения, у которой невозможно разглядеть мерцание. К делу шутник подошёл с творческим подходом. Арендовав у связистов на час голографический терминал, он приделал актрисам из одного фильма очень фривольного содержания, лица станционных красавиц, которых успел снять на камеру перед утренней планёркой, поработал над анимацией с томными, сексуальными улыбками и зазывающей стрельбой глазок. В общем, вложил в объёмную картинку душу и талант. Его бы энергию, да в мирное русло.

После дневной смены, сменившись с вахты, уставший народ привычно направился смыть трудовой пот в душевой или в бане. Кто куда, конечно, но жужжащий крылышками режиссер и сценарист присобачил проектор с миниатюрной голокамерой видеонаблюдения на коробе вентиляции перед тамбуром банного модуля. Включался проектор посредством замыкания контакта на простом датчике движения. Сделав дело, Мухин прошёл в оранжерею. В руках у отдыхающего штурмана поблёскивал планшет. Завалившись в кресло-качалку, спрятанную за кустами садовых роз, шутник приготовился лицезреть представление. Олег просчитал все, кроме того, что механики, по доброте душевной, уступят очередь на мытьё девчонкам. Когда за прозрачной дверью тамбура нарисовались объекты видеошаржа в стиле «ню» собственными персонами, шутник осознал, что дело труба. Проклятущий датчик движения, вместо того чтобы внять молитвам и сломаться, сработал с точностью швейцарского часового механизма. И дамы живые встретили своих разбитных и фривольно-игривых голографических копий. Глядя на краснеющие и наливающиеся праведным гневом лица станционных фурий, Олег догнал – ему не жить. Конструкция оранжереи не предусматривала запасного или аварийного выхода, если только в открытый космос, но со скафандрами в царстве кустов и минифонтанов было туго, точнее совсем никак. А вход перегородили валькирии, злющие, как сотни чертей ада. Камеру и голопроектор девчонки обнаружили через жалкие десять секунд, проследить фокус им не составило труда. Робкая надежда на «пронесёт» не оправдалась. Леночка Винокурова, по долгу службы имеющая ограниченный доступ к Марье, камня на камне не оставила от робких надежд Мухина. Тщета человеческая скончалась в муках. Будучи дамой откровенно неглупой и даже креативной, хоть длинный светлый волос исстари не ассоциируется с умом, она грамотно сформировала несколько вопросов Марье и, не сходя с осколков разбитого вдребезги проектора, указала изрыгающим дым и пламя подругам район поиска паршивца, осмелившегося покуситься на девичью честь.