Читать книгу "Я люблю другого - Барбара Картленд"

— Это подлинный Ван Файсон? — спросил он.

— Да, — ответила ему леди Коулби.

— Из всех картин этого художника, которые я когда-либо видел, эта — самая великолепная! — воскликнул Саймон. — Вы только взгляните на кружева на платье — разве можно представить себе что-нибудь более изысканное? А как передан цвет кожи! Это самый настоящий шедевр. Если бы только сохранилось побольше работ этого художника.

— Мой покойный муж лично приобрел эту замечательную картину, когда мы были в Голландии.

— Уверен, что он ни разу не пожалел об этом, хотя вызывает сожаление, что она висит рядом с такой мазней.

Саймон взмахом руки указал на одну из картин, которая висела по соседству с той.

У Фенелы захватило дух. Она почувствовала, что ее отец выбрал не самый лучший способ начать церемонию знакомства. Она знала, как трудно бывает общаться с Саймоном, когда разговор заходит об искусстве. А люди обычно начинают чрезвычайно раздражаться, если кто-либо в их присутствии называет милую сердцу вещь мазней.

Однако, к ее удивлению, леди Коулби в ответ даже улыбнулась: правда, улыбка едва угадывалась и была холодной, но тем не менее заметить ее было можно.

— Ничуть не удивлена вашим замечанием, — проговорила она. — Я и сама никогда не испытывала особой любви к этому ландшафту, но все в этой комнате оставлено в точности в том порядке, какой был здесь еще во времена жизни моего свекра. Вы сами можете заметить, что она обставлена мебелью различных стилей Викторианской эпохи, которую собирали несколько поколений этой семьи. Моему мужу эта обстановка нравилась, и он сохранил комнату в таком виде, какой она имела и до него, в память о своем отце, а я всегда следовала его желаниям.

— Когда дело касается хорошего вкуса, недопустимо принимать во внимание никаких сантиментов, — строго заметил Саймон.

Он отправился через всю комнату, заметив другую картину на противоположной стене. Леди Коулби повернулась к Реймонду.

— Думаю, нам следует сначала познакомиться, — проговорила она, — прежде чем мы начнем что-либо менять в этом доме, хотя, без сомнения, у супруги Николаса уже есть какие-то собственные идеи на сей счет.

В ее голосе безошибочно угадывалась доля язвительности, но Реймонд целиком проигнорировал этот факт.

— Ну, вы едва ли можете подозревать нас в отсутствии идей, поскольку мы дети своего отца, — сказал он добродушно, — но в настоящий момент нас всех переполняет чувство восхищения. Вы, должно быть, помните о том, что мы никогда прежде не бывали в Уэтерби-Корт.

В его тоне ощущалась легкая тень упрека, но затем он улыбнулся и представил My.

— Моя младшая сестра, — проговорил он. — Ее имя Миранда, но обычно мы называем ее My.

— Здравствуйте. Полагаю, никто не откажется от чая. Николас, позвони, пожалуйста.

Николас сделал то, о чем его попросили, и после этого в комнате вновь воцарилась гнетущая тишина, а леди Коулби не делала ни малейшей попытки, чтобы хоть как-то оживить атмосферу. Она искусно дождалась того момента, когда безмолвие продлилось достаточно долго и присутствующие со всей остротой почувствовали неудобство, и лишь после этого живо предложила:

— Не хотите ли присесть? И предложи гостям сигареты, Николас: они должны лежать в том серебряном ящичке.

Однако Саймон продолжал расхаживать по комнате, держа руки в карманах и сохраняя на лице сосредоточенное, критическое выражение.

В своем поведении он был непосредствен, словно ребенок, и поэтому было невозможно не восхищаться тем хладнокровием, с которым ему удавалось каким-то собственным, особенным образом устраняться от всеобщего замешательства, воцарившегося в комнате.

— Не хотите ли присоединиться к нам и присесть за стол, мистер Прентис? — предложила Саймону леди Коулби таким тоном, каким, наверное, генерал отдает приказы своим войскам. Во всяком случае, так показалось Фенеле.

Но тут, к ее облегчению, дверь отворилась и в гостиную наконец-то внесли чай.

Дворецкий — старый и почти уже одряхлевший от прожитых лет — внес огромный поднос, уставленный серебряной посудой с фамильным гербом, в то время как горничная — примерно такая же старая, как и сам дворецкий, — вкатила полированный столик, который накрыла затем тяжелой, украшенной вышивкой скатертью.

— Боюсь, это достаточно скромное чаепитие, — проговорила леди Коулби. — К счастью, у нас есть собственная приусадебная ферма, иначе не представляю, как бы мы выжили в такое время.

Фенела, взглянув на пропитанные маслом лепешки, на изящные, не толще вафли, кусочки хлеба и масла, на сандвичи, нарезанные с математической точностью, пришла в ужас: что же должен был подумать Николас о той грубой, приготовленной из полуфабрикатов пище, которую ему предлагали в Фор-Гейблз.

«Я, наверное, сошла с ума, когда согласилась выйти за него замуж», — подумала она про себя и тут же почувствовала, что готова вот-вот впасть в истерику.

Ей хотелось одновременно и плакать, и смеяться — смеяться, сознавая всю неуместность их нахождения в этом великолепном доме, да еще под предводительством леди Коулби, и плакать, вспоминая те бедственные события, которые привели к этому и к ее собственному неразумному решению, принятому в панике.

— Сахару?

Она услышала, что кто-то обращается к ней, и, оторвавшись от своих мыслей, увидела Николаса, стоящего над ней с чашкой чая.

Их глаза встретились, и Фенела почувствовала, как внутри у нее растет неожиданное теплое чувство; Николас разделял ее чувства — она была уверена в этом; он тоже считал, что возникшая ситуация была невыносимой.

— Еще чашку чая, Фенела? — спросила леди Коулби. — Нет? Ну, в таком случае давайте обсудим ваши планы на будущее — ваши и Николаса, разумеется. Я полагаю, вы уже думали об этом?

Она перевела свой взгляд с сына на Фенелу и, прочитав возможный ответ на их лицах, проговорила быстро:

— Как? Никаких планов? Очень хорошо, тогда я обязательно должна помочь вам. Боюсь, что вы оба поступили совершенно необдуманно, но теперь уже бесполезно сожалеть об этом. Дело сделано, и нам обязательно нужно в такой ситуации действовать наилучшим образом, причем каждому из нас. Вы согласны со мной, полковник?

— Простите, — извинился Саймон, — но я прослушал ваш вопрос.

Говоря это, он улыбнулся леди Коулби, и, к удивлению Фенелы, та, в свою очередь, ответила ему тем же.

— Ничего, — ответила ему леди Коулби, — вы можете предоставить мне самой решить эти мелочи.

— Я хочу, чтобы My и двое других малышей — Сьюзан и Тимоти — немедленно переехали сюда вместе с Нэнни, — проговорил Николас.

— Полагаю, ты имеешь в виду, что уже предложил им это, — сказала леди Коулби. — Ну, думаю, это мы сможем устроить. У меня создается впечатление, что вы собираетесь закрыть Фор-Гейблз.