Читать книгу "Гибель мира - Камиль Фламмарион"

Омегар прильнул к ее губам и почувствовал, что жизнь отлетела от нее. Сердце его учащенно забилось и вдруг остановилось навсегда. Их глаза тихо закрылись в одно и то же время, озаряемые лучами прекрасной планеты, посвященной с глубокой древности Вседержителю мира.

Тень Хеопса поднялась в пространстве и исчезла. И если бы кто мог видеть, но видеть не телесными глазами, которые могут воспринимать лишь физические колебания, но глазами духовными, способными чувствовать психические влияния, тот заметил бы, что тень Хеопса уносила вместе с собой два маленьких язычка пламени, горевших один около другого, увлекаемых одним и тем же притяжением и одновременно уносившихся в глубину небесного пространства.

Тогда на Земле не осталось больше никого, кроме нескольких жалких человекообразных существ, умиравших от холода и голода; эти люди напоминали несколько древних эскимосов полярных стран; они были одеты в звериные шкуры и ютились в глубоких пещерах, которым суждено было сделаться и их вечными могилами. Мысленно и умственно развитое человечество не имело теперь ни одного представителя на Земле. Некоторые из выродившихся пород животных пережили людей и оставались еще на планете в продолжение нескольких тысяч лет. Но потом постепенно и прекратилась на Земле всякая жизнь, и светоч ее совершенно погас. Земля продолжала вращаться и кружиться в пространстве, подобно мрачному кладбищу, среди которого никогда не раздавалось больше песни ни одной птички. Глубокое безмолвие, вечная и торжественная тишина царила над развалинами усопшего человеческого рода. Вся человеческая история рассеялась, как дым. И в безднах небес никакой надгробный камень, никакой памятник не отметил собой того места, где испустила свой последний вздох наша несчастная планета.

Эпилог

ПОСЛЕ КОНЧИНЫ МИРА ЗЕМНОГО

Тогда ангел поклялся именем Живущего во веки веков, что отныне не будет более времени.

Апокалипсис, 10:6

Погибла жизнь на Земле; прекратилась она последовательно и на других планетах; погасло наконец самое Солнце, но звезды сияли по-прежнему; в беспредельной Вселенной по прежнему горели солнца, освещая и согревая кружащиеся около них миры.

Вечность безгранична и безмерна; время же, как нечто условное и относительное, находится в зависимости от каждого мира и даже от ощущений каждого из живущих в том мире существ. Каждое из небесных тел имеет собственную меру времени. Годы Земли не то, что годы Нептуна. Но и год Нептуна, состоящий из ста шестидесяти четырех наших годов, не длиннее земного года в сравнении с вечностью. Между временем и вечностью нет никакой общей меры. В пустом пространстве не существует и времени; там некому считать ни годов, ни столетий, хотя возможность измерения времени имеется; и если когда-нибудь здесь окажется какой-либо вращающийся шар, то начнется и самое измерение.

Пока нет какого-нибудь периодического движения, до тех пор нельзя составить себе никакого понятия о времени.

Земли не существовало больше на свете. В новой Вселенной не было ни Земли, ни ее ближайшего соседа, маленького Марса, ни красавицы Венеры, ни колоссального мира Юпитера, ни странной мировой системы Сатурна, давно потерявшего свой лучезарный венец, ни медленно двигавшихся шаров Урана и Нептуна, ни даже самого божественного Солнца, чей животворный огонь в течение стольких веков оплодотворял все эти небесные земли, купавшиеся в волнах его тепла и света. Солнце обратилось в темный, лишенный всякого света шар; такими же, никому невидными, темными и мертвыми шарами сделались и планеты; и весь этот невидимый мировой строй продолжал по-прежнему лететь в беспредельном межзвездном пространстве среди страшного холода и безрассветного мрака. С точки зрения жизни все эти миры были мертвы; их как будто не существовало больше. Они пережили свое время подобно развалинам мертвых городов Ассирии, открываемых археологами среди дикой и безжизненной пустыни, и продолжали кружиться и двигаться, оставаясь невидимыми и неизвестными никому.

Никакой гениальный ум, никакое вдохновение не могло бы отыскать это исчезнувшее время и вновь призвать его к жизни, воскресить те древние дни, когда весело носилась в пространстве Земля, упоенная до опьянения светом Солнца, со своими беспредельными зелеными равнинами, просыпающимися при первых утренних лучах, со своими реками, извивающимися подобно громадным змеям среди ее материков, со своими веселыми рощами, оживленными пением птичек, со своими дремучими лесами, полными таинственной тени, со своими морями, вздымающимися при могучем призыве луны и Солнца и покрывающими берега волнами своих приливов, или ревущими во время бури; кто мог бы угадать, что на Земле существовали горы с шумящими по их склонам водопадами и потоками, что на ней волновались золотистые хлебные нивы, красовались великолепные сады, пестревшие роскошными цветами, что здесь были гнезда птиц и колыбели младенцев, что на этой Земле одно за другим жили бесчисленные поколения людей, весело трудившиеся при радостном свете Солнца, изменявшие своей деятельностью лицо Земли и наследовавшие друг друга, благодаря беспредельным очарованиям любви. Тогда все это счастье, все эти радости казались вечными. И что же стало теперь с этими утрами и вечерами, с этими цветами и любовью, с этими лучами и благоуханиями, с этими песнями и весельем, со всей этой красотой, со всеми мечтами? Все это теперь умерло, все исчезло, все погрузилось в вечный мрак.

«Тогда энергия сделается неспособной к дальнейшим преобразованиям. Это будет не ничто, так как представление это не имеет смысла, это нельзя назвать неподвижностью в собственном смысле, потому что то же самое количество движения будет существовать всегда под видом атомических движений, но это будет отсутствие всякого ощутимого движения, всякой разницы в нем, всякого изменения в направлении, то есть это будет безусловная смерть».

Вот что говорит нам современное математическое знание.

В самом деле, наблюдением установлено, что, с одной стороны, количество вещества остается постоянным, а с другой — столь же постоянным остается и количество силы или энергии среди всех положений и всех видоизменений, которым подвергаются тела, а между тем мир стремится к состоянию равновесия, к состоянию равномерного распределения тепла. Теплота Солнца и всех других светил по-видимому представляет собой видоизменение первоначального движения и происходит от столкновения частиц между собой; она непрестанно излучается в пространство, и это продолжится до тех пор, пока все светила не охладятся до температуры самого пространства. Поэтому если мы допустим, что наши нынешние познания, наша механика, физика и математика заслуживают полного нашего доверия, если допустим постоянство законов, управляющих в настоящее время веществом и мышлением, то вселенная должна иметь именно такой конец.

Перед лицом вечности сотня миллионов, тысяча миллионов лет или веков — все равно как один день. Вечность впереди, вечность позади; так что кажущаяся продолжительность всякого времени совершенно исчезает, обращаясь в одну лишь точку. Научное изучение природы и познание ее законов приводит нас опять к старому вопросу, возбуждаемому богословами со времен Зороастра, Платона, Августина, Фомы Аквинского и вплоть до того простодушного семинариста, который вчера только удостоился пострижения; вопрос этот состоит в том, что делал Бог до сотворения мира и что будет он делать после его кончины? Или в несколько менее антропоморфическом виде — так как Бог непознаваем и непостижим — тот же вопрос выразится так: в каком состоянии была Вселенная до установления настоящего порядка вещей и в каком состоянии будет она после этого?