Читать книгу "Все для тебя - Лидия Лукьяненко"

Больничный ей дали на неделю, но прийти в школу все же пришлось. До конца четверти оставалось несколько дней.

— Не бойся ничего, — шепнул ей на первой перемене Олег. — Они не посмеют тебя тронуть. У моего отца большие связи…

Наташа чувствовала себя повзрослевшей и постаревшей за эту неделю. Она похудела и перестала краситься, щеки ввалились, глаза горели сухим нервным блеском, и, когда она впервые переступила порог своего класса, ученики встретили ее непривычным молчанием.

— Здравствуйте. Садитесь, — ровно произнесла она. — Кто дежурный?

— Я, — поднялся Аистов.

— Вытри доску, — так же ровно продолжала она, не глядя на него. — У нас конец четверти. Очень мало отметок у… — Она опустила глаза в журнал. — У Митина, Щербаковой и Аистова. Названные ученики, возьмите двойной листочек и напишите тему самостоятельной работы. — Она продиктовала тему. — С остальными займемся повторением пройденного материала.

На следующей перемене в классе произошла драка.

— Скотина ты, Аистов! — орал Димка, вытирая разбитый нос. — Грязный доносчик! Олег об тебя просто не хочет руки марать! Что тебе Наташа сделала?

— Ты еще хочешь? — рвался к нему взбешенный Аистов.

— Не трогай его, Димка! — защищала Аистова Залесская. — Наташа сама виновата. Строила глазки всем сразу! Стерва!

— Да ты помешалась на своем Аистове, ревнивая дура! — поддержала Стеблова Ермакова.

— Замолчите вы обе! — скомандовала Антипова. — Димка, сядь. Не связывайся. А ты, Аистов, — подлец, возразить нечего! Но за эту драку, Димка, Наташа опять-таки получит от Завы.

— Что ты сказала? — набросился на Катю Аистов за брошенное «подлец».

— Полегче, Аистов, — привстал здоровяк Вовка Остров, закрывая Антипову, — а то сейчас по полной схлопочешь. И мой тебе совет — вали из нашего класса, а лучше — из школы, тут тебе жизни не будет…

…Наташу уволили по собственному желанию, сразу после окончания третьей четверти. Ее часы на апрель-май разобрали Лариса Сергеевна и Наталья Викторовна. Отец Олега устроил ее корректором в городской журнал, и она никогда больше не работала в школе…

Через несколько лет она вышла замуж, переехала в другой город, родила сына и дочь. Сначала работала журналистом, потом стала главным редактором известного женского журнала. Писала небольшие рассказы для своего издания. Однажды она написала повесть под интригующим названием «Извращенка». Первая книга ее повестей вышла под этим названием, написанным английскими буквами.

Но и теперь, когда ей было уже сорок пять и за плечами большая взрослая жизнь, когда наступило такое время, что стало возможным говорить и делать многое из того, о чем раньше нельзя было и подумать, когда в богемных кругах, да и в обществе вообще стало модным выходить замуж за мужчин на десять, а то и на двадцать лет моложе, — она, воспитанная другой средой, всякий раз вспоминая свою первую взрослую любовь к тринадцатилетнему подростку, все же неизменно чувствовала себя немного… извращенкой.

Загадка питерских ночей

Ничего этого не произошло бы. Ничего этого могло бы просто не быть! Могло бы… Если бы не череда случайных совпадений, в результате которых ее мама сломала ногу. Ну, не сломала, конечно. Это был вывих, но рентген показал трещину в правой стопе. Ступня распухла, и мама не могла влезть ни в одни туфли, поэтому ни о какой поездке и речи быть не могло. Мама так расстроилась! Она уже договорилась взять отпуск на неделю, заказала билет. Дело оставалось за малым — написать заявление, получить зарплату за прошлый месяц и выкупить билет на завтрашний поезд. Вместо этого пришлось полдня провести в поликлинике, да еще и Марину с работы вызвать. Марина примчалась сразу же. Сопровождала ее из кабинета в кабинет, вызывала такси, звонила к маме на работу — сообщить о травме и больничном. И все надеялась, что теперь вопрос о поездке отпал сам собой. Ну, хотелось, но не получилось. Не тут-то было. Мама считала поездку в Питер просто необходимой, а потому решила, что придется ехать Марине.

Если бы Маринка умела упираться — она бы уперлась. Но она была покладистой, особенно если дело касалось домашних, как, впрочем, и ее мама, Аня. Вот и пришлось ей звонить своему директору, просить отпуск за свой счет, поскольку оплачиваемый она уже использовала, и тащиться в железнодорожные кассы за билетом. Она мчалась по прохладным туннелям метро, подавленная и хмурая. Ну почему, скажите, она должна ехать в Питер, к этой Люде? Марина никогда ее не любила. Только потому, что Гришка бросил семью? Но она-то тут при чем? Мама — понятно. Она обожает внуков, а внуки у мамы только там, Маринка ее не смогла этим порадовать. Да, наверное, и не сможет. Тридцать уже. Что она успела за это время? Ни-че-го! Ни карьеры не сделала, ни ребенка не родила, ни мужа не удержала. За спиной — одни руины. Оглядываться не хочется. Мама переживает. Единственная дочь, умница, красавица, а жизнь не складывается.

А тут еще Гришка порадовал. Ушел из семьи после почти двадцати лет счастливого брака. Во всяком случае, они считали, что счастливого. Звонила Людка, его жена, жаловалась, ругалась. Дети в шоке. Мама — в слезах. Решила бросить все и лететь. Приготовила денег, накупила подарков. Что бы Гриша ни решил, а это их внуки и племянники. Из молодого поколения у них в роду больше никого нет. Мама в Мишке души не чает — единственный внук! Аленка уже большая, все понимает, а в пятнадцать лет любой стресс чреват неприятностями. Так думала Аня и готова была на крыльях лететь к внукам. Бегала, как сумасшедшая, перед отъездом все успеть хотела. Вот и добегалась.

Аня обожала своих детей и внуков. Особенно тех, кому, как она считала, не могла уделить в данный момент внимания. Когда-то ее снедала вина перед Гришей. Сначала, когда она училась, а он жил с ее родителями, потом — когда подростком уехал в мореходку. Это было его решение, он мечтал стать моряком, но Аня в глубине души полагала: раз ребенок уезжает из родительского дома, значит, ему в нем плохо. Мишка с Аленкой жили далеко, приезжали редко, и Аню опять мучили угрызения совести, оттого что она как бабушка дала им слишком мало.

— У тебя потребность заниматься самоедством, — говорила ее свекровь, пока была жива.

Вот перед ней да еще перед Маринкой Аня не чувствовала себя виноватой, забывая о том, что меньше всего замечаешь тех, кто всегда рядом.

И теперь Марина должна оставить все свои дела и ехать к Люде: утешать, успокаивать, одаривать племянников. В общем, делать то, что мама называла поддержкой. Маринке меньше всего хотелось поддерживать Людку. Ей всегда казалось, что Гришка с ней несчастлив. Он, конечно же, никогда не признал бы этого, отшутился бы, как обычно. Как можно быть счастливым с этой толстой самодовольной клушей? Понятно, теперь она в истерике! Муж ушел, а с ним ушло и благополучие. Мишке через полгода восемнадцать стукнет, да и Аленка вот-вот школу окончит. Какие уж тут алименты! Придется Людке в сорок лет начинать жизнь с нуля. Она же никогда не работала! Что она умеет? Щи варить? Как ей помнится, и готовить-то Людка как следует не научилась.