Читать книгу "Очерки Петербургской мифологии, или Мы и городской фольклор - Наум Синдаловский"

Существует и петербургская легенда о происхождении знаменитого флага. Будто бы однажды Петр размышлял о флаге, находясь в собственном домике на Петербургской стороне. Размашисто шагал по покою, от окна к двери… от двери к окну. Неожиданно остановился и выглянул в окошко. А там, на земле, распластался крест – темная тень от оконных переплетов. Петр вздрогнул, почувствовав в этом какое-то знамение. Тень от окна будто бы натолкнула Петра на мысль об Андреевском кресте. Впрочем, есть и другая версия появления на Руси Андреевского флага. Как известно, флаг представляет собой точную копию государственного символа Шотландии. Если верить фольклору, его предложил использовать для России ближайший сподвижник Петра Яков Брюс, по происхождению шотландец и выходец из этой страны. А Петру эта мысль понравилась. Андрей Первозванный слыл покровителем Шотландии. Пусть будет и покровителем новой России.

К чести петербургской низовой культуры, городской фольклор не позволил себе никаких сомнительных игр с этим почетным символом. Даже тогда, когда, казалось бы, для этого представилась возможность. В марте 1988 года, в разгар так называемой горбачевской перестройки, в газете «Советская Россия» появилось открытое письмо никому до того не известного преподавателя химии Ленинградского технологического института Нины Андреевой с красноречивым заголовком: «Не могу поступиться принципами». В статье, насквозь пронизанной животным страхом перед наступившими переменами, содержались откровенные призывы сохранить основные идеологические и политические принципы, выработанные за годы советской власти, остановить или круто изменить ход начавшихся реформ, прекратить либеральные демократические преобразования, начавшиеся в стране. Под ее знамена начали стекаться все прокоммунистические силы. Нину Андрееву окрестили «Генсек Нин Андреев», а «флаг» всех антиперестроечных сил, поднятый ею и подхваченный коммунистами-ленинцами, умело дистанцировали от священного государственного символа и обозвали всего лишь «НинаАндреевским флагом».

Испокон веков в традициях межгосударственных взаимоотношений краеугольным камнем был принцип уважения к государственным символам других стран. Неуважение к ним, как правило, вело к дипломатическим конфликтам, а то и к разрыву отношений. Мы уже рассказывали о вынужденном официальном исполнении гимна демократической Франции на территории монархической России. Другое дело, когда государственные символы получают единодушное осуждение всего международного сообщества, как это случилось с символами фашистской Германии после окончания Второй мировой войны. В Петербурге с этим обстоятельством связана одна городская легенда. Она рассказывает о том, как озлобленные поражением пленные немецкие солдаты, занятые после войны в восстановлении разрушенного бомбежками и артобстрелами Ленинграда, будто бы специально включили знак свастики в орнамент фасада ничем не примечательного жилого дома № 7 в Угловом переулке.

Действительно, построенный по проекту архитектора Г.В. Пранга в 1875 году дом выложен серым кирпичом и пестро орнаментирован краснокирпичными вставками. В его орнаменте и в самом деле хорошо различим знак свастики. Однако к немцам или к поверженной Германии он не имеет никакого отношения. Этот древний символ света и щедрости присутствует в традиционных орнаментах многих народов мира. Известен он и в России. Он представлял собой один из вариантов креста и считался источником движения, эмблемой божественного начала. Свастика была домашним символом дома Романовых и изображалась на капотах царских автомашин, на личных конвертах императрицы, на поздравительных открытках. Свастику даже планировали разместить на новых денежных купюрах, которые готовили к выпуску после окончания Первой мировой войны. Но в XX веке знак свастики был использован немецкими нацистами в качестве эмблемы «арийского» начала и в современном восприятии вызывает однозначные ассоциации с фашизмом, ужасами войны, уничтожением и смертью.

В этом контексте уже не имело особого значения, кто возводил или ремонтировал именно этот дом, не имело значения даже время его возведения. Для создания легенды было вполне достаточно того факта, что пленные немецкие солдаты в самом деле участвовали в восстановлении Ленинграда и на фасаде дома в Угловом переулке, хорошо видном с набережной Обводного канала, многократно повторенный, действительно присутствует этот одиозный знак.

Справедливости ради надо сказать, что и в родном Отечестве нет-нет да и появляются силы, позволяющие себе иронизировать или издеваться над собственными государственными символами. Так, во время Русско-японской войны 1904–1905 годов появилась пародия на русский гимн «Боже, царя храни»:

Боже, царя возьми,Он нам не нужен.В лоб он контуженЯ-пон-ца-ми.

Напомним, что еще в 1891 году, будучи наследником престола, Николай Александрович посетил Японию. Там на него было совершено покушение. Японский городовой ударил будущего русского императора шашкой по голове. Слава богу, все обошлось, но питерские пересмешники связали это обстоятельство с неумелыми действиями России в войне с Японией, гибелью русского флота в Цусимском проливе и окончательным поражением в 1905 году.

Отдельная страничка в мировой истории межличностных отношений принадлежит языку цветов. В Европу этот загадочный язык влюбленных был ввезен с Востока в эпоху романтизма и сразу завоевал популярность в среде городского населения. В немалой степени этому способствовало сочинение персидского автора «Селам, или язык цветов», которым зачитывалась молодежь. В 1830 году книга была переведена на русский язык. Особый смысл придавался не только каждому сорту растений или окрасу его бутонов, но и общему числу цветов в букете. Количество от одного до двенадцати выражало разную степень положительных чувств, от легкой приязни и товарищеской дружбы до пылкой любви и бурной страсти. Букет из тринадцати цветов означал: «Я ненавижу тебя и презираю». Имел значение и подбор цветов по определенным названиям.

После победного 1812 года, когда волна всеобщей любви к русскому императору Александру I докатилась до Европы, немецкие дамы ввели в моду так называемые александровские букеты, состоявшие из цветов и растений, начальные буквы названий которых должны были составить имя русского императора: Alexander (Anemone – анемон; Lilie – лилия; Eicheln – желуди; Xerant henum – амарант; Accazie – акация; Nelke – гвоздика; Dreifaltigkeitsblume – анютины глазки; Ephju – плющ; Rose – роза).

Поскольку смысловой диапазон языка цветов был достаточно широк, то нет ничего удивительного в том, что цветы использовались в различных пророчествах и предсказаниях. Так, известная в театральных кругах пророчица и балетоманка графиня Бенкендорф предсказала знаменитой балерине Анне Павловой, что для нее цветы станут орудием судьбы, а «перед смертью знак будет».

Это странное пророчество о неких таинственных знаках, которые судьба станет подавать в конце жизни ставшей уже всемирно известной балерине, самым неожиданным образом сбылось. Если верить преданиям, Анна Павлова «всю жизнь не любила красные розы». Она с откровенной неохотой принимала их от поклонников, осторожно обходила букеты ярких роз в цветочных магазинах, пугливо остерегалась цветущих кустов роз в садах и парках. Об этом хорошо знали ее друзья. Одна из ее русских подруг во Франции даже высадила в своем саду специально для Анны роскошный куст белых роз. Однажды, находясь в гостях у подруги, благодарная Анна залюбовалась прекрасными белоснежными бутонами и не заметила, как приблизилась к ним на опасно близкое расстояние. Вдруг она вскрикнула от боли. В палец вонзился шип. Ничтожная капля алой крови так поразила балерину, что она тут же вспомнила старое пророчество. «Это знак судьбы, о котором говорила графиня, – воскликнула она. – Мы теперь с этой розой одной крови». Через несколько дней подруга Анны, прогуливаясь по саду, пришла в ужас, обнаружив, что «куст белых роз покрылся красными наростами». В тот же день ей сообщили, что великая русская балерина Анна Павлова скончалась.