Читать книгу "Розы на руинах - Вирджиния Клео Эндрюс"

Я ахнул, увидев Эппла в сарае. Пес был привязан к столбу, глубоко врытому в землю. Поодаль стояла миска с едой. Достать до нее Эппл никак не мог. Его жалобные глаза, его свалявшаяся шерсть рассказали мне историю его голода. Кто же над ним так издевается? Земля вокруг была разрыта его мощными когтями. Подросший щенок, он пытался устроить подкоп, но тщетно. Теперь он обессиленно лежал и тяжело дышал. Дверь сарая была наглухо закрыта.

– Все в порядке, мальчик, – пытался подбодрить я его, давая ему чистую воду.

Он начал лакать с такой ненасытной жадностью, что мне пришлось отнять ее на время. Я мало знал, как лечить собак. Но знал, что собаки, как и люди, после долгой жажды должны пить понемногу. Потом я отвязал его. Пошел к его полке с запасами и выбрал самое, по моему мнению, лакомое из длинного ряда банок. Эппл голодал среди собачьего изобилия. Я смог нащупать все ребра, когда погладил его. А шерсть его была прежде такой пушистой и красивой!

Когда он поел и напился, я причесал его шерсть и распутал колтуны. Потом уселся на грязный пол и положил его громадную голову себе на колени.

– Барт скоро придет, Эппл. И придет на своих ногах, обещаю тебе. Не знаю, кто так зло пошутил над тобой, но я докопаюсь.

Меня беспокоила как раз мысль о том, что искать нет надобности: тот самый человек, который больше всего любил Эппла, и мог быть его мучителем. Именно у Барта была такая дикая логика. Если Эппл так страдал в его отсутствие, то он будет в десять раз больше рад, когда Барт придет. Неужели Барт так жесток?

На улице стояла прекрасная погода. Приближаясь к особняку, я услышал приглушенные голоса двух людей. Это были та старуха в черном и ее безобразный дворецкий. Оба сидели в прохладном патио, затененном пальмами в цветных кадушках и папоротниками в каменных урнах.

– Джон, я чувствую, что должна пойти и проверить еще раз щенка Барта. Он так обрадовался мне утром; я не поняла, отчего же он такой голодный. Почему он должен быть привязан на цепь? В такой прекрасный день можно дать собаке порезвиться.

– Мадам, день сегодня вовсе не прекрасный, – проговорил очень злобно выглядевший дворецкий. Он вытянул ноги в шезлонге и посасывал пиво. – Вы одеты в черное, неудивительно, что вам жарко.

– Меня не интересует твое мнение о том, как я одета. Меня интересует, почему Эппла держат на цепи.

– Потому что собака может убежать искать своего молодого хозяина, – саркастически заметил Джон. – Я полагаю, вы об этом не подумали.

– И все же он выглядит слишком грустным и слишком истощенным. Надо его проведать.

– Мадам, лучше бы вы были озабочены судьбой внука, который вот-вот потеряет ногу!

Она уже почти встала с кресла, но при этих словах вновь опустилась на подушки.

– О боже! Ему хуже? Ты слышал разговор Эммы с Мартой?

Я вздохнул: действительно, Эмма любила посплетничать. Я не думаю, чтобы она сказала что-то важное. Мне она никаких секретов не рассказывала. А у мамы вечно не было времени ее слушать.

– Конечно слышал. Эти две сплетницы каждый день перемывают хозяевам косточки. Хотя, если верить Эмме, доктор и его жена – просто ангелы.

– Джон, что Марта узнала о Барте? Расскажи мне!

– Кажется, мадам, мальчишка всадил себе в колено ржавый гвоздь, и теперь у него газовая гангрена. Такая гангрена, при которой нужно ампутировать конечность, или больной умрет.

Я внимательно наблюдал за выражением их лиц: старуха была страшно расстроена, а старик равнодушен, если не сказать – доволен достигнутым эффектом.

– Ты лжешь! – вскричала она, вскакивая. – Джон, ты обманываешь меня, чтобы помучить. Я уверена, что Барт поправится. Его отец найдет способ спасти мальчика. Я уверена. Он должен… – и она разрыдалась.

Она подняла вуаль, чтобы вытереть слезы, и я увидел ее лицо, на котором лежала печать страдания. Неужели она и в самом деле так любит Барта? Почему? Неужели она и вправду родная бабушка Барта? Не может быть. Ведь нам сказали, что его бабушка находится в клинике для душевнобольных в Виргинии.

Я сделал шаг вперед, чтобы меня заметили. Дама в черном была удивлена моим появлением, но тут же вспомнила о своем незакрытом лице и поспешно опустила вуаль.

– Добрый день, – поздоровался я, обращаясь к женщине и игнорируя старика, к которому чувствовал сильнейшее отвращение. – Я случайно услышал, что говорил ваш дворецкий, мадам, но он прав только частично. Мой брат очень болен, но у него нет газовой гангрены. И его ноге ничего не грозит. А наш отец – достаточно опытный доктор и не допустит ампутации.

– Джори, ты уверен, что Барт поправится? – спросила она с большим участием. – Он очень дорог мне… Я не могу сказать тебе, до чего он мне дорог… – Она замолчала и начала крутить кольца на своих тонких пальцах.

– Да, мадам, – сказал я. – Если бы у Барта не оказалось аллергии к большинству лекарств, что ему давали, то инфекция давно была бы побеждена. Во всяком случае, папа должен знать, что делать и в случае аллергии. Мой папа всегда знает, что делать. – Я повернулся к старику и постарался говорить как можно авторитетнее: – Что касается Эппла, не стоит держать его в закрытом наглухо сарае в такую жару. И нельзя ставить воду и пищу вне его досягаемости. Я не знаю ваших планов, но почему вы заставляете такую прекрасную собаку страдать? Лучше бы вы позаботились о создании условий для собаки, иначе мне придется доложить обществу защиты животных о жестоком обращении с ней.

Я повернулся и пошел к дому.

– Джори! – закричала мне вслед дама в черном. – Подожди! Не уходи. Я хочу спросить тебя о Барте.

Я обернулся.

– Если вы хотите помочь моему брату, – сказал я, – то помощь может быть только одна: оставьте его в покое. Когда он вернется, выдумайте какую-нибудь правдоподобную причину, по которой вы не сможете его больше принимать: пощадите его чувства и душу.

Она вновь стала упрашивать меня остаться и поговорить, но я решительно пошел вперед, думая, что сделал кое-что для защиты Барта. От чего его надо было защитить, я не знал.

В ту же ночь у Барта поднялась температура. Его завернули в термическое одеяло, которое работало как холодильник. Я видел, как папа с мамой переглядывались, касались друг друга руками, будто придавая друг другу силы. Оба сразу принялись растирать руки и ноги Барта принесенным льдом; они действовали будто единый организм, не сговариваясь, понимая друг друга без слов. Я склонил голову, тронутый их любовью и пониманием.

Мне хотелось бы рассказать им о даме в черном, но я обещал Барту молчать. В жизни Барта она была единственным другом, она подарила ему единственного его любимца… Но чем дольше я скрывал от них, тем сильнее они стали бы переживать ее внезапное вторжение в нашу жизнь. Отчего они не приняли бы ее появления, я не знал – я только предчувствовал.

Как хотелось мне быть мужчиной, уметь принять правильное решение, быть твердым!