Читать книгу "В тихом омуте - Пола Хокинс"

От этих слов ее передернуло.

– Конечно, они не могут принадлежать Кэти. Зачем бы Кэти стала что-то делать с камерой? – Она вытянула губы, подняла руку к шее и стала двигать взад-вперед по цепочке маленькую голубую птичку. Потом тяжело вздохнула и призналась: – Они мои. Конечно, они мои.

Она рассказала, что это произошло через три дня после смерти Кэти.

– Я пошла к ним в дом. Я была… сомневаюсь, что вы можете представить мое состояние, но постарайтесь. Я постучала, но она не вышла. Я не сдавалась и продолжала барабанить в дверь, и наконец, – она смахнула со лба прядь волос, – ее открыла Лина. Она рыдала, была в истерике. Ужасная картина. – Она попыталась улыбнуться, но ничего не вышло. – Я наговорила ей всякого, теперь понимаю, что вела себя слишком жестоко…

– А что именно вы сказали? – спросила я.

– Я… я плохо помню детали.

Ей уже не удавалось держать себя в руках, ее дыхание участилось, а пальцы сжимали ручки кресла с такой силой, что костяшки из оливковых стали желтыми.

– Наверное, меня услышала Нел. Она вышла и попросила меня уйти. Сказала, – Луиза визгливо хохотнула, – что очень соболезнует моей утрате, но ни она, ни ее дочь к ней не причастны. Лина сидела, скорчившись, на земле – я это помню – и издавала какой-то… животный звук. Как раненый зверь. – Помолчав, чтобы перевести дыхание, она продолжила: – Мы с Нел жутко разругались. – Она слабо улыбнулась Шону. – Удивлен? Не знал об этом раньше? Я думала, что Нел тебе рассказала, а уж Лина наверняка. Да, я… нет, я ее не ударила, но бросилась на нее, и она меня оттолкнула. Я потребовала показать, что сняла камера. Я хотела… я не знаю, чего хотела, но не могла допустить, чтобы она… я не могла этого вынести… – Луиза замолчала, выбившись из сил.

Присутствовать при муках человека, оглушенного страшным горем, – тяжкое испытание: ты невольно чувствуешь себя бессердечным, лишним и циничным. И все же это часть нашей работы, которую приходится делать постоянно. Каждый вырабатывает для себя свой алгоритм действий в таких случаях. Для Шона он заключался в том, чтобы опустить голову и сидеть, не шевелясь. Для меня – в переключении внимания. Я начала наблюдать за курицами, гулявшими по лужайке. Потом окинула взглядом книжные полки, заставленные современными романами и книгами по военной истории. Посмотрела на фотографии в рамках на полке над камином. Свадебное фото, снимок всей семьи и фотография младенца. Только одного – мальчика в голубом. А где же фотография Кэти? Я представила, каково это убрать снимок своего ребенка с витрины семейной гордости и переложить в ящик стола. Бросив взгляд на Шона, я увидела, что он больше не смотрит вниз, а сердито уставился на меня. До меня вдруг дошло, что я постукиваю карандашом по блокноту. Я делала это машинально, не отдавая себе отчета, просто меня трясло.

После долгой паузы Луиза заговорила снова:

– Я не могла позволить, чтобы Нел стала последней, кто видел мою девочку живой. Она сказала, что никаких записей нет, что камера была сломана, но даже если бы и работала, то сверху, с обрыва… все равно бы ничего не было видно. – Она судорожно вдохнула, от чего по ее телу пробежала дрожь. – Я ей не поверила. Я не могла рисковать. А что, если на камере что-то было и она это использует? Что, если покажет мою девочку всему миру, одинокую, испуганную и…

Она запнулась и глубоко вздохнула.

– Я сказала ей… неужели Лина тебе ничего не рассказала? Я сказала ей, что не успокоюсь, пока она не заплатит за то, что сделала. А потом я ушла. И отправилась на скалу, где попыталась вытащить из камеры карту памяти, но не смогла. Я попробовала оторвать камеру от крепления, но только сломала ноготь. – Она показала левую руку – ноготь на указательном пальце был короткий и неровный. – Я несколько раз ударила по камере ногой, а затем разбила ее камнем. И вернулась домой.

Эрин

Выйдя из дома Уиттакеров, я увидела Джоша: он сидел напротив, устроившись на другой стороне дороги. Дождавшись, пока мы сядем в машину и немного отъедем, он быстро перебежал через дорогу и скрылся в доме. Инспектор, погруженный в свои мысли, судя по всему, ничего не заметил.

– Не успокоится, пока Нел не заплатит за это? – повторила я, когда мы шли к машине. – Не считаете, что эти слова можно расценить как угрозу?

Шон окинул меня своим привычно отсутствующим и недовольным взглядом и промолчал.

– Я хочу сказать: разве не странно, что Лина об этом даже не заикнулась? А Джош? Его слова, что все спали. Было видно, что он врал…

– Да, – коротко кивнул Шон. – Похоже, что так. Но я бы не стал придавать особого значения словам переживающих горе детей, – тихо произнес он. – Кто знает, что он чувствует, или воображает, или считает, что должен или не должен говорить? Он знает, что нам известно об отношении его матери к Нел Эбботт, и, полагаю, боится, что ее обвинят и отнимут у него. Не забывайте, как много он уже потерял.

Шон помолчал.

– Что касается Лины, то, если у нее действительно была истерика, как говорит Луиза, она, вероятно, вообще мало что помнит о том случае, кроме своих страданий.

Что касается меня, то мне было трудно представить, как самоуверенная и зачастую просто брызжущая желчью Лина, с которой мы имели дело, может обреченно скулить, словно раненый зверь, как описала ее поведение в тот день Луиза. Мне было непонятно, почему она с такой невыносимой болью восприняла смерть подруги, а смерть матери – более чем сдержанно. А может, скорбь Луизы и ее убежденность в вине Нел так повлияли на Лину, что она и сама стала в это верить? У меня побежали мурашки. Конечно, это маловероятно, но что, если Лина, как и Луиза, винила мать в смерти Кэти? Что, если захотела с этим что-то сделать?

Лина

Ну почему взрослые всегда задают не те вопросы? Таблетки! Теперь они уцепились за них. Эти чертовы таблетки для похудения – я и забыла, что покупала их, так давно это было. А они теперь считают, что ВСЕ ДЕЛО В ТАБЛЕТКАХ, и мне пришлось тащиться в полицейский участок вместе с Джулией, которая является моим «компетентным совершеннолетним лицом». Не смешите! Да она самое что ни на есть некомпетентное лицо в данной ситуации.

В полицейском участке меня отвели в заднюю комнату, не похожую на те, что показывают по телику. Самый обычный кабинет. Мы все расселись за столом, и эта женщина – сержант уголовной полиции Морган – задавала вопросы. Почти все. Шон тоже иногда спрашивал, но в основном она.

Я сказала правду. Я купила таблетки на мамину карточку, потому что меня попросила Кэти, и мы понятия не имели, что они могут причинить вред. Во всяком случае, я, но если Кэти и знала, то ничего мне об этом не сказала.

– Похоже, тебя не очень беспокоит, – заявила Морган, – что они могли отрицательно сказаться на душевном состоянии Кэти в конце ее жизни?

Я чуть не прокусила язык.

– Нет, – отрезала я. – Меня это не беспокоит. Кэти поступила так совсем не из-за таблеток.

– Тогда из-за чего?