Читать книгу "Тихий океан… лишь называется тихим - Александр Дёмышев"

Уже понимая, что из-за инсульта не попаду на Старицу как минимум до весны, да и мои новые друзья Кирилл и Игорёк вряд ли гуляют там в такую погоду, я смирился с болезнью. Осень незаметно перетекла в зиму, а у зимы свои заботы.

Вечерами же, выключив телевизор после программы «Время», я подолгу сидел, размышляя, в своём старом добром кресле. Лёжа на подстилке, Найда взирала на меня снизу вверх, с готовностью ожидая команды; ловила каждое моё движение, навострив уши; гипнотизировала умными глазами, словно умоляя идти гулять. Но я не поддавался.

Время позднее; ещё одна прогулка мне ни к чему. Стараясь не шевелиться, сидел я в такие минуты, прикрыв веки. Слышал, как копошится на кухне жена, и думал об Игорьке и его родителях. Впрочем, не только о них, а вообще обо всех родителях, оказавшихся в сложной жизненной ситуации. О той непомерной тяжести, вдруг свалившейся на их плечи. О том, как страдают они, зная, что ребёнок их смертельно болен – при этом продолжая гулять с ним, играть, учить чему-то, улыбаясь, не подавая вида, чтобы не смутить ненароком малыша.

Как же тяжело им в бессильном отчаянии сознавать, что смерть с каждым днём, с каждым часом всё крепче сжимает своими холодными щупальцами их чадушко, их малыша, которого они родили, растили, вкладывая в него душу и сердце. Как же тяжело им взирать с нежностью и болью на их обессиленного ребятёночка. О, эти некрасивые и святые родительские глаза, уставшие от бессонных ночей и слёз! О, эти люди, готовые пожертвовать всем, лишь бы хоть немного облегчить участь детей; люди, позабывшие о земных благах; люди, устремлённые к небу…

Правильно сказано в одной книжке: страшнее, чем умирать от рака – только когда умирает от рака твой ребёнок.

А ещё мне почему-то вспоминались рассказы соседа по больничной палате. Тот много и долго говорил о внуке: как часто путешествует он с родителями по всему миру. Семилетний паренёк уже объездил полсвета: катался на горках в парижском Диснейленде, летал с отцом на аэростате над Пиренеями и знал, в каком уголке мира подают лучшие фуа-гра и тирамису.

А из моей головы не шёл Кирилл. Наверняка, если бы имел такую возможность, он провёз бы своего Игорька по всем самым прекрасным местам планеты. Но, похоже, Игорёк уйдёт из жизни, не повидав ничего краше нашего озера. Да, жаль… Но ведь Игорёк был счастлив на Старице, наверное, не меньше, чем тот паренёк – в Диснейленде.

Сосед по палате хвастал путешествиями внука, словно какими-то важными достижениями. Я, конечно, был рад за паренька, но вот сейчас до меня по-настоящему дошло: семья этого мальчугана и родители Игорька, живя в одном городе, а может даже – на одной улице, в одном доме, существуют в абсолютно разных измерениях. И им, тем благополучным родителям, какими бы они хорошими и добрыми ни были, никогда до конца не понять родителей, попавших в такой переплёт, как папа и мама Игорька. Не скажу, плохо это или хорошо. Это просто факт, и ничего с ним не поделаешь, хоть ты тресни!

И ещё. Когда лежал в больнице, видел передачу об одном очень известном, немолодом уже скульпторе. Показывали его громадную двухэтажную квартиру в центре Питера. Этот скульптор подробно рассказывал о своём чудо-жилище: в какой стране заказывал ту люстру, где покупал этот сервант и так далее. Потом он заявил, что несколько лет назад приобрёл полуразрушенный замок во Франции. Но последние годы все свои силы и средства он вкладывал в обустройство этой квартиры. И вот, наконец, с квартирой закончил, теперь начинает ремонтировать замок.

Я тогда подумал: мы, люди, обустраиваемся на земле так, словно собираемся жить здесь тысячи лет. Драгоценное время тратим на обустройство, а когда всё готово – жизнь уже и кончилась. А ведь сервант на тот свет с собой не утащишь…

К весне я совсем оклемался, но ни о каких садоводческих рекордах даже не помышлял. Излишки прошлогоднего картофеля мне с трудом удалось пристроить в расположенный на соседней улице детский дом.

В конце апреля в Киров приехали рожать дочь с зятем. У жены, всю жизнь проработавшей во втором роддоме, остались кое-какие связи. Поэтому мы все страховались, надеясь на какое-то особое отношение. Впрочем, как говорят, дома и стены помогают. Всё прошло благополучно. В срок, как положено, на свет появилась наша первая внучка (сейчас она перешла, кажется, уже в девятый класс). Мы были счастливы.

Всё-таки я был неправ: мир не стал другим, он тот же всегда. Но изменился я, моё отношение к себе и к этому миру. Жертвовать здоровьем ради лишнего мешка картошки я теперь не желал. Все свои посевы я сократил в несколько раз, освободившаяся территория превратилась в широкую лужайку, на которой стало можно играть с Найдой, жарить шашлык или просто валяться с журналом в руках.

Я уговорил жену, и она всё чаще стала составлять нам компанию в поездках на дачу. Но ездили мы теперь туда не надрываться, а отдыхать. Устраивали посиделки за чашкой чая, ходили купаться, много гуляли. Я даже удочки смастерил, и впервые за многие годы мы отправились на рыбалку.

Конечно, водил жену и в своё «секретное место». Впрочем, особого впечатления от прогулок на Старицу, как я понял, она не получила. И ясно, почему. Ведь я рассказал ей про Игорька и его папу Кирилла. Каждый раз, идя на Старицу, ставшую нашим «Озером Надежды», мы с замиранием сердца ждали встречи с ними. Надеялись на чудо, и нам было как-то не до природных красот. Но чудо не спешило произойти.

Да, кстати, я не самый рьяный поклонник примадонны российской эстрады, но тем летом мотив песни: «Озеро Надежды, всё, как есть, прими. Пусть никто не понял – ты меня пойми…» постоянно вертелся у меня в голове. Первое время я даже и рассказ хотел так назвать: «Озеро Надежды», но потом передумал – слишком уж конец у этой песни грустный, конечно, если прислушиваться к словам…

***

Так прошло то лето, ещё одно лето в длинной череде моих лет и зим. Промелькнуло – даже не заметил, с возрастом оно так. Это в детстве лето бескрайно, длится целую вечность… Если бы я мог отдать хоть одно своё лето Игорьку!

Пришла осень. Не такая, как в прошлом году: дожди, дожди. Одно радовало – я не надрывался в битве за урожай. Его, урожая почти и не было, но я не расстроился, честное слово. Чего не хватало – прикупил по дешёвке у соседей. И они были рады, и я. Дождливой осенью жена вновь стала редкой гостьей на даче, наверное, у неё и дома имелось много дел. Так что в тот день я был там один; точнее – с Найдой (уж кому не нравилось торчать в городской квартире, так это ей).

С утра, как обычно, накрапывал дождик, и я собирался после обеда ехать домой. Но чего-то мне не хватало, и я решил, несмотря на морось, перед отъездом прогуляться в «секретное место» – возможно, последний раз в этом году. Одел штормовку с капюшоном, резиновые полусапожки, а Найда была уже тут как тут.

Не спеша топал на Старицу, вспоминая Игорька и его отца. Жаль, за всё лето так и не увидел этого весёлого паренька. Где они? Жив ли ещё Игорёк? Я, конечно, очень надеялся на чудо; знал – в жизни возможно всё.

Еле дождался, когда проползёт грохочущий поезд из Котласа. Взобрался на насыпь и осмотрел хмурое небо. Ни единого просвета, только серые облака. Дождь прекратился, но мы вымокли, продираясь сквозь сырые еловые лапы. Каждый раз этим летом, когда мы шли вдоль Старицы, я следил за поведением Найды. Надеялся, что вот сейчас она начнёт рваться вперёд, почуяв их. Но каждый раз собачуха вела себя примерно, слишком примерно – что в данной ситуации меня вовсе не радовало.